– А, юная Элеанор, – сказал он.

– Я… прошу прощения, – сказала я. – Кажется, мы не знакомы.

– Отец Томас, – представился священник. – Ваша бабушка не хотела знакомить нас с вами, пока вы не подрастете. – Говор у него был такой же скрипучий и резкий, как у кондуктора. – Но я все о вас знаю. – Он подмигнул.

Я покраснела, сама толком не зная, отчего, и подумала: что именно он может знать обо мне?

– Что ж, спасибо, что вы их… прогнали.

– Это моя работа. Я пастор в уинтерпортской церкви Святого Антония. Я здесь для того, чтобы помогать заблудшим душам. – Он усмехнулся себе под нос. – Вам подсказать дорогу к дому?

– Думаю, я помню. Что это были за мальчишки?

– Ах, это. Просто городские дети, – ответил священник. – Они не понимают, что вы не опасны. Полагаю, их желание бросать камни в Зарринов обусловлено инстинктами.

От его будничного тона у меня пробежали мурашки. Но ведь я и сама знала, что моя семья опасна, так почему я удивляюсь, что другие люди тоже это понимают?

– Вряд ли они ждут меня, – сказала я. – Они рассердятся?

– Заррины всегда не в восторге от нежданных гостей, – сказал он. – Но вас они ждут. Ваша бабушка сегодня утром прислала ко мне Маргарет с запиской, в которой просила встретить вас.

Этого я не ожидала.

– Я пройдусь с вами до церкви, – добавил он.

Отец Томас предложил понести мой чемодан, но я сказала, что справлюсь. Он зашагал рядом со мной, прихрамывая и опираясь на трость. Пока мы шли, меня не оставляло чувство, будто тут и там за нами кто-то наблюдает: то шевельнется кружевная занавеска на окне, то что-то прошелестит, словно кто-то только что пригнулся за изгородью. Это было почти смешно. Но, когда мы приблизились к обшитой выцветшими досками церкви и отец Томас пошел по тропинке прочь, а потом исчез за дверью, все веселье улетучилось. Я осталась одна.

На краю города дорога начинала подниматься едва ли не вертикально вверх по крутому склону холма и утопала в серебристых березовых зарослях. Подъем был не из легких; чемодан бил меня по ноге, на которой уже темнел синяк, и я взяла его в обе руки. Ветер шумел между деревьями, насквозь продувая мою форму, и я так замерзла, что дрожала не переставая.

Какое-то время следом за мной ползла машина, пока не проехала мимо на возвышенности, где дорога расширялась. В школе автомобили обычно сигналили нам, когда мы ходили группами, из окон высовывались парни и звали прокатиться с ними, а монахини кричали им, чтобы те оставили нас в покое. Но здесь все было иначе. Возможно, водитель узнал меня или дорогу, по которой я шла.