Иван Павлович скоро отобрал три пары наиболее подходящих лыж, привел их в порядок, испробовал и собирался уже приняться за вездеход, когда майор позвал его обедать.
Войдя в кабину, Иван Павлович увидел угрюмого, бледного, выбившегося из сил Диму. Плутон лежал в передней части кабины, возле раскрытого скафандра, вытянув на полу лапы и положив на них голову. Он даже не взглянул на входившего Ивана Павловича, вид у него был усталый и огорченный.
— Ну как, Дима, дела с Плутоном? — сочувственно спросил Иван Павлович.
Дима помолчал, не поднимая глаз, потом раздраженно сказал:
— Ничего!.. Я его все-таки заставлю! Вы не думайте, что Плутон не понимает. Он все отлично понимает! Но он не хочет. А почему, не знаю…
— Он, наверное, боится, Дима, — заметил майор, наливая в тарелки суп. — Он, вероятно, запомнил, что мы запираем себя в скафандр, и боится этого.
— Все равно, — упрямо ответил Дима, — я добьюсь, что он полезет в скафандр!
— У них сейчас был крупный разговор, — принимаясь за еду, обратился Комаров к Ивану Павловичу. — Дима даже кричал на Плутона, а тот, видимо, хочет исполнить приказание, поднимется, понюхает скафандр и прямо камнем падает возле него…
— Ну, ничего, — примирительно сказал Иван Павлович. — Побольше терпения и ласки, и пес поддастся.
Обед продолжался в молчании.
Вдруг Иван Павлович, сидевший спиной к выходу, случайно взглянул вперед и застыл, не донеся ложки до рта. Потом он тихо положил ее в тарелку.
— Осторожно… — тихо, безразличным голосом сказал он. — Не шевелитесь… Краешком глаза посмотрите вперед…
Комаров и Дима чуть не ахнули. Они увидели поднявшегося с пола Плутона. Внимательно обнюхивая скафандр, собака медленно и осторожно входила в его раскрытую утробу. Через минуту Плутон озабоченно потоптался, словно отыскивая наиболее удобное положение, наконец с тяжелым вздохом опустился на жесткое ложе в обычной позе — положив голову на вытянутые лапы — и замер.
— Милый мой… — прошептал Дима. — Плутоня моя…
Чуткое ухо собаки уловило ласковый шепот и знакомый призыв. Не изменяя положения, Плутон искоса взглянул в сторону Димы и тихо постучал хвостом по скафандру.
Дима не мог больше выдержать. Он медленно встал из-за стола и осторожно пошел к скафандру, бормоча:
— Хороший мой… Так надо… так надо, Плутоня моя…
На задушевном языке друзей это имя означало высшую любовь и ласку, и Плутон еще сильнее застучал хвостом, не сводя с Димы преданных глаз.
Дима опустился на колени и, обхватив могучую шею собаки, зарылся лицом в густую шерсть.
Плутон лежал все в той же позе, радостно стуча хвостом по скафандру…