А вот когда у тебя на глазах убили близких, когда произошла катастрофа, несправедливость, когда ты готова испепелить взглядом — тогда и только тогда пытуемый проходит через все муки, которые вы называете адом.

— Ты умеешь ненавидеть? — усмехнулся я, зная ответ.

— Мальчик, это оскорбление? — раздались в стороны уголки её губ.

Не стал ждать, чем кончится. Расколется бывший мэр, куда денется. Без клепсидры — были варианты; это мир суровых людей, известны факты, когда местные противостоят таким пыткам, какие нельзя пережить, не оставшись инвалидом. И не ломаются. Но когда сеньора отвязали от стула с утра, и сняли кандалы… По его бешеным глазам я понял, что всё, работа в этом городе выполнена. Теперь летим в Овьедо — догнать и наказать наглых наёмников. А затем на юг, на фронтиры — встречать орков.

— Всё готово? — спросил я переминающихся у сцены с ноги на ногу в ожидании народовольцев. Все трое нервно переглянулись и кивнули.

— Экое дело, вашсиятельство… — начал помощник бургомистра. — Мы ж думали, оно просто так. Ну, на проработку. И что для этого нужно будет годы готовиться…

— А ты вот так, махом… Сразу… — поддержал тавернщик.

И только Олаф промолчал.

— Мужчины, сегодня важный, эпохальный день, — тихим голосом, но с пафосом произнёс я. — Мы меняем историю нашего мира. Он больше не будет прежним, даже если летом меня убьют. А потому приглашаю вечером в таверну у портовых ворот — давайте отметим?

— Дык, отчего ж не отметить, то доброе дело! — мужики повеселели.

— Ладно, удачи вам. Как эти закончат — ваш выход. Справитесь?

— А то, вашсиятельство…

— Дык, где наша… Конечно!

— Я в вас верю! — Похлопал им по плечам и двинулся вокруг площади, минуя толпу, к крыше одного из зданий, где ситуацию на площади контролировали арбалетчики Ковильяны.

Пытали бургомистра долго, около часа. Наташа обессилела — было видно даже с этой части от площади. Но всё же чел «поплыл». И рассказал допрашивающему его следователю и что хотел меня убить, и что подговаривал народ, и что знал о проделках в порту. На все попытки оправдаться, что и я де виноват, редиска, и что в порту такие вещи обыденность, человек Клавдия не давал ему раскрыть рта. Народ остался зрелищем доволен — пусть не кроваво, зато изюминка. Эльфийские пытки не каждый день увидишь. И когда Клавдий дал своему человеку заканчивать спектакль, на сцену вышли народовольцы.

— Меня зовут Олаф Дубовый Щит, — начал после вступительной оценочной паузы Мартин Лютер Кинг своего времени. — С сегодняшнего утра я назначен трибуном, магистратом графства Пуэбло. Ответственным в графстве за военную реформу сеньора Рикардо.