— Арма, — представила дочь Хисса. — Меня ты знаешь. Я ждала тебя.
— Даже не знаю, что и сказать, — пробормотал Кай.
— Точно такой, как мать, — улыбнулась Хисса. — Если бы не глаза Сакува, не открыла бы тебе дверь. Боюсь я ее. Даже когда она права, когда все правильно делает, все равно боюсь. Нет, конечно же и ей бывает больно, и она способна лить слезы, но когда нужно отрезать — отрежет. А я не могу. Я из тех, что скорее себе сделают больно. А какой ты?
— Не знаю, — пожал плечами Кай. — Кикла мне сказала, что ты более других привязана к прошлому, но смотришь в будущее. Что ты видишь там обо мне?
— Зачем мне то, что я вижу, — подняла брови Хисса. — Я хочу услышать от тебя, какой ты.
— Я разный, — ответил Кай.
— Он разный, — подала голос Арма. Детский голос и одновременно низкий, с едва заметной хрипотцой. — Чаще хороший. Иногда не очень.
— Простудилась немного, — улыбнулась Хисса, но глаза ее заблестели. — Первый снег. Так что гулять пока больше не пойдет.
— Беда за окном, — проговорил Кай.
— Я знаю, — ответила Хисса, и ответила так, что он тут же понял, что она и в самом деле знает и о беде, и о двух черных в ближайших домах, и о том, что копится уже не в устье Натты, а посередине Хапы. Знает и даже сдерживает эту беду. Изо всех сил. — Я знаю, — повторила Хисса и добавила: — Но несколько минут у нас еще есть. Ты ведь хочешь, чтобы я умерла?
Кай посмотрел на Арму. Дочь Хиссы ничем не напоминала мать, явно пошла в отца, а тот, скорее всего, был красавчиком, избалован женщинами, оттого и пил, и утонул однажды по пьяни.
— Не так все было, — строго сказала Арма. — Папа был красивым мужчиной. Но пил он не из-за женщин. Он любил маму. Очень любил. А пил потому, что чувствовал. Как и я. Видел людей насквозь. И видел, что рядом с мамой он просто маленький человек. Маленькому человеку иногда нужно выпить, чтобы стать большим. Хотя бы в голове.
— У него было большое сердце, — объяснила Хисса. — Но маленькая, хотя и добрая голова. А у Армы и сердце большое, и голова. Но она дочь обычного человека.
— Но сама я не обычная, — строго сказала девочка. — И ты зря закрываешься. Хотя можешь закрыться. Мама! Он и в самом деле может закрыться! Он первый, кого я знаю, кто может закрыться. Хотя нет, та девушка, что сидит в его возу, тоже может закрыться. Но у нее сильные обереги на коже. А он может так. Без оберегов. Только поздно, я уже все разглядела, разглядела уже!
— И что же ты разглядела? — растерянно спросил Кай.
— Он не хочет, чтобы ты умерла, мама, — повернулась к Хиссе дочь. — Он знает, что ты уйдешь, а потом вернешься. Когда я уже вырасту. Но не хочет. Хотя его томит жажда, которая утоляется уходом каждого из вас, мама. Это колдовство. Но не плохое колдовство, хотя и плохое в нем тоже есть. Оно попало в его кровь из раны. И еще живет в нем. Он думает, что не живет, а оно живет. Оно окрашивает все в черное. И даже то чувство, которое должно было просто вести его, сделало жаждой.