— Это верно. — Взгляд Вильянасула был устремлен в сторону площади, где тихий летний ветерок шевелил кроны пальм. — Знаете, чего бы мне хотелось? Мне хотелось бы пойти на площадь, потолкаться среди деловых людей, побеседовать с теми, кто приходит туда по вечерам, чтобы поговорить о делах на бирже. Но пока я так одет, пока я бедняк, они не станут со мной разговаривать. Ничего, Мартинес, зато у нас троих есть дружба. А дружба бедняков — это что-нибудь да значит. Это настоящая дружба… Мы…
В эту минуту мимо прошел красивый молодой мексиканец с тонкими усиками, на каждой руке у него повисла хохочущая девица.
—
— Ему помог его красивый белый костюм. — Ваменос грыз свой грязный ноготь. — Видать, он из ловкачей.
Прислонясь к стене, Мартинес провожал взглядом хохочущую компанию. В доме напротив открылось окно четвертого этажа, и из него выглянула красивая девушка, ветер ласково заиграл ее черными волосами. Мартинес знал эту девушку вечность, целых шесть недель. Он кивал ей головой, он приветственно поднимал руку, улыбался, подмигивал, даже кланялся ей на улице или когда, навещая друзей, встречал ее в вестибюле дома, или в городском парке, или в центре города. Но девушка подставила лицо ветру. Юноша не существовал для нее — его словно и не было.
—
— Не знаю, стоит ли советовать, — вдруг сказал Вильянасул, — но что, если бы тебе повидаться с Гомесом. Он уже месяц что-то толкует насчет костюма. Я пообещал ему, что войду в пай, лишь бы отвязаться. Уж этот Гомес!
— Эй, приятель, — раздался чей-то тихий голос.
— Гомес!
Трое друзей обернулись и с любопытством уставились на подошедшего.
С какой-то странной улыбкой Гомес вытащил бесконечно длинную желтую ленту, которая заплескалась и зашелестела на ветру.
— Гомес! — воскликнул Мартинес. — Зачем тебе портновский метр?
Гомес расплылся в улыбке.
— Я снимаю мерку.
— Мерку?
— Стой спокойно. — Гомес окинул Мартинеса оценивающим взглядом. —
Мартинес почувствовал, как ему измеряют длину руки, ноги, затем объем груди.