От приступа бешенства Таэлрана отвлек рев алого пламени, вспыхнувшего рядом с наглым выродком Хаоса, и теперь перед полубогом стояли оба величайших мага Темной империи.
Стояли спокойно, безмятежно даже, и, несмотря на угрозу, которую отчетливо ощущали оба, посмели обменяться фразами.
– Уже довел? – поинтересовался Тьер.
– Практически. Ощущение, что измываюсь над ребенком. Этот совсем зеленый, даже не интересно. – И обращаясь к Золотому: – Слушай, пацан, тебя такими темпами удар хватит прежде, чем аркан пустишь в ход. Да и аркан твой, мягко говоря, не впечатляет.
Так с великим Золотым жрецом еще никто не смел разговаривать. Никто и никогда!
Но как оказалось, на этом унижение не завершилось – подул ветер. Горячий, обжигающе горячий ветер песков Миров Хаоса, и над степью раздалось:
– Рэн, милосерднее будет просто убить. Не измывайся над убогим.
Передернув плечами, темный лорд вернул себе истинный облик, и лениво ответил:
– Дед, ты потише, а то сам знаешь – репутация и все такое.
– Моя репутация не твоя забота, – прогрохотал голос властителя Миров Хаоса.
– А я бы прислушался, – Тьер так же вмиг сбросил иллюзию.
– А тебя не спросили, – рыкнул Арвиэль.
Взметнулись пески Хаоса, и опали, являя присоединившегося к схватке СеХарэля. Крылатый демон обворожительно оскалился Золотому жрецу, кивнул, приветствуя последнего, и заметил:
– А зря, Тьер дело говорит, негоже самому правителю Ада проявлять милость к врагам. И вообще, пусть дети поговорят, весело же.
– Дети?! – прошипел Эллохар.
Невозмутимо ковырнув копытом землю, СеХарэль исправился:
– Ну, дети и этот… у которого баба – мужик.
Таэлран пришел в ярость! Ту самую ярость, что застилает глаза и выжигает душу! Что рвется, грозя смести все живое! Что становится оплотом тьмы, делая полубога в тысячи раз сильнее! Ярости, которой прежде Золтому не приходилось испытывать!
Опыт.
Опыт и выдержка были на стороне темных. Тех, кто прожил достаточно, чтобы уметь себя контролировать в любой ситуации, уметь играть, даже когда тьма высасывает все силы, и стоять, гордо расправив плечи, безумно тяжело, а всю силу тянет вечно голодный алчный до энергии мрак, поглотивший даже иллюзии. И Эллохар и Тьер ощущали дыхание смерти даже от разворачивающегося аркана Тьмы, и оба понимали – удар убьет. Но там, где силы были не равны, оставалась вечная, неизменная игра в собственную несокрушимость. И магистры играли, превратив потерю иллюзий в якобы намеренное действие.