— Кар! — громко закричал ворон.

В моей голове разлилось мелодичное звучание колокольного звона, и негу с меня сдуло.

— Ммм! — простонала я, держась за виски. — Щур, поганец, я из тебя суп сварю!

— Какой? — не унимался самоубийца.

— Вкусный! — отчеканила я.

— Что ж ты сморщилась, будто редьки отведала? — укорял меня камикадзе.

— Это я не от редьки, а от вина, — оправдывалась я.

— Какого? — методично вел допрос родственник Каркуши.

— Горынычевского, а этот чешуйчатый паразит даже не предупредил, что оно такое коварное! — слабо негодовала я.

— Чье вино ты пила? — у поражённого отвис клюв.

— Ты головную боль вылечить можешь? — где ж я в этом захолустье таблетки обезболивающие найду?

Ворон взмахнул крылом, меня обдуло ветерком, чудесным образом убирая головную боль.

— Щур, ты кудесник! — с трудом веря в произошедшее, обрадовалась я.

Ворон довольно каркнул, но в моей голове на этот раз колокольного набата не случилось.

— А белочки и зайчики с тобой прибежали? — вспомнила я о Ванюшкиных друзьях.

— Нет, они границу не рискнули пересекать, их химеры и горгульи переловили бы, — снисходительно ответил ворон.

Я уселась на постель и, укрывшись одеялом, стала внимательно разглядывать птичку.

— Тогда, как ты, друг любезный, сможешь объяснить свое здесь появление? — прищурившись, допытывалась я. — И почему тебя тварюшки не тронули?

Птица, замерев, уставилась на меня немигающими глазами.

— Выходит, работаешь на два фронта! — констатировала я. — Говори, шельмец, что Кощей задумал?