— Ты — мертвяк. Ты хоть это понимаешь? Упырь. И жив только благодаря моему Дару. Говори, если не хочешь завтра бродить по лесу вонючей падалью и искать живую плоть! Говори, не зли меня… — она склонилась над ним и дёрнула за волосы. — Вспоминай, страхолюдина. Не для того я волоку тебя через весь лес, смердящий ты кусок мяса, чтобы уговаривать! Не можешь охотиться, не можешь толком идти. Тянешь из меня силы! Тупая скотина, которую надо дотащить туда, куда задумано. Поэтому отвечай, пока я не бросила тебя тут подыхать!

Её гнев, а самое главное — угроза стать нежитью — подействовала, хотя больше человек ничего не понял. Слова доносились до него, будто из-под толщи воды, смысл их доходил не сразу. Пленник словно разучился думать. Осталось лишь упрямство — молчать и не подчиняться. А почему, зачем, он уже не помнил. Знал, что были когда-то темнота и страдание. Но больше ничего. Однако сейчас покорился. Не хотел становиться упырём.

— Меня… зовут…

Как? Как его зовут?

— Ах ты, вонючее страшилище! — выругалась женщина. — Столько всё не дох, а теперь решил сподобиться?

Ледяная ладонь легла на макушку.

— Вспоминай!

Холод схлынул с тела, как волна.

Боль!

— Как тебя зовут?

— Фебр… — прохрипел он. — А ты… Мара… чтоб тебя лешие…

Ее пальцы переливались зелёным огнём.

— …по болотам драли, да, — закончила за него волколачка.

Страдание отступило. Ходящая снова опустила обережника на пол и улеглась рядом — огромная хищница. Жаль, он не мог зарыться пальцами в густой мех — руки не слушались. Она была теплая. И грела его, вытянувшись вдоль спины.

Следующим утром она снова чем-то накормила пленника. Он не чувствовал вкуса. Он дурел от запахов. Никогда не знал, что их так много: травы, хвои, листвы, коры, гнилой воды, земли, смолы, прели… Хотелось упасть на землю и дышать, дышать, дышать. Хотелось идти… нет, бежать, захлёбываясь горячностью охоты. Хотелось есть. Поймать зверя, разорвать зубами живую тёплую плоть и грызть, чтобы сочно хрустели на зубах кости…

Он застонал. Зубы чесались изнутри. Рот наполнялся слюной. Этот запах…

Тяжелая пощечина вернула туда, где он находился — на лесную полянку.

— А ну хватит… — женщина вновь держала обережника за запястья. — Эк тебя распирает. Вставай.

Она дёрнула его, рывком поднимая на ноги. Он поднялся, шатаясь из стороны в сторону, из горла вырвалось глухое рычание, непохожее на человеческое.

Ходящая улыбнулась, прильнула, обняла дрожащие от напряжения плечи.