— За ту, которая…

— Ага, — Акулинка еще одну булку сцапала. — И дядька Тимофей обещался, что к делу приставит. Радый был… и Аленка радая. Она же ж не старая еще. Зажили бы…

Вот ведь…

Булка, почитай, поперек горла стала.

— …деток бы народила. Она при корчме, ты при ней. Там, глядишь, и вовсе… дядька-то крепкий, придержал бы хозяство, но…

Акулина тяжко вздохнула.

— А теперь чего?

Антошка от печали, что всколыхнулася в грудях, тоже носом шмыгнул и про всяческое воспитание забывши, рукавом этот самый нос и утер. И после уж спохватился, что ему так неможно.

Он теперь не сам по себе, а… а ведьму представляет.

Вот.

— Вернуся, — решившись, пообещал он. — Отслужу и вернуся! Честное слово!

И сам в то поверил.

— Привезу подарков… тебе от. И Зоське. И маменьке тоже.

— И Аленке?

— И Аленке. Только скажи, чтоб не вздумала носу воротить. А то я тоже гордый!

И грудь выпятил.

— Не будет. Ты ей глянулся, — доверительно сообщила сестрица. — Она с самого началу хотела, да маменька все противилася. Думала, что куда получше тебя пристроит. Да никого иного не нашла. Уж больно ты, Антоха, никчемушный.

Кто никчемушный?

От обиды булка поперек горла комом стала, хотя ж свежая, утрешняя, почитай.

— Я?