— На жилах и магии.

Полировка, покрытие золотом и две, замысловатые металлические штуковины легли на стол.

— А это будет работать? — неуверенно, но с надеждой в голосе спросил Мрагон. — Ты, конечно, маг, но вставлять железяку в живого человека…

— Займемся вначале птицей. Карган! — громко позвал Риз. — Карган, друг мой, пришла пора вернуть тебе небо.

Ворон вошёл в кабинет.

— Для начала выпей вина, в нём сонное зелье, чтоб боли не чувствовать. А когда проснёшься, твоё крыло снова сможет летать.

— Ты когда-нибудь такое уже делал? — тихо, чтобы слышал только Риз, спросил Мрагон, стоя у него за спиной.

— Нет. — также тихо, через плечо, ответил маг. — Ему об этом не говори.

А Ворон, тем временем, уже соловел. Его пошатывало. Зелье начинало действовать. Риз подхватил птицу, которая тут же и уснула, полностью доверив себя врачевателю.

*

— А знаешь, что мы тебе принесли?

Саффи была без ума от чуда, которое сотворил брат. Проснувшийся Ворон сразу смог взлететь и Риз послал его за сестрой. Вбежавшая в дом девчонка радостно сообщила брату весть о выздоровевшем друге. Каково же было её удивление, когда выяснилось, что это Риз вылечил Ворона. Роксана прыгала и тявкала, словно щенок, вместе с маленькой подругой, которая скакала и плакала от счастья, позабыв о солидности, приличествующей десятнику. Весть о том, что карган снова может летать, быстро облетела весь Сагрн.

— Здравствуй, маленькая воительница. И что ты мне принесла?

Брюер наверняка знал о выздоровлении птицы мага и втайне тоже надеялся на какое-нибудь чудо. Но то что он увидел в шкатулке, протянутой ему Саффи, превзошло все его ожидания. Внутри, на бархатной подложке лежала, покрытая тончайшим слоем золота, стальная кисть.

— Это что? — дрожащим голосом спросил Брюер.

— А на что это похоже? — с добродушной усмешкой поинтересовался Риз. — Готовься, сейчас станем тебя резать.

***

— Риз, мальчик мой! О-хо-хо. — старый священник плакал, обнимая его. — Живой! Как же я рад тебя видеть.

Совершенно чужой по крови человек был единственным, кто радовался, что он жив. И не важно, что его сан требовал относиться к людям с любовью — священник действительно любил его, как человек может любить человека.

Они стояли в холле — специальной пристройке у входа в кастерию, где обычно прихожане ждали разрешение войти внутрь.