– Чо б не проводить, – кудрявый изобразил на лице улыбку. – Такой смелой малышке грех не составить компанию! – он ловко влез ко мне и брякнулся рядом на скамью. – Подвинешься, милая? Неужто ты одна сюда приехала, а? Не страшно?

Я сжала зубы. И кинжал под подолом куртки.

– Не твое дело.

Про себя добавила еще несколько слов, но вслух произнести их не рискнула. У меня за спиной было двое мальчишек, один из которых едва мог ходить, а другой вообще умел только орать и гадить под себя.

Лезть в это пекло и в самом деле казалось редкостным безумием, но я знала, что должна справиться. Проклятая жизнь не оставила мне выбора. В точности, как и моей матери когда-то.

2

Память – странная штука. Одно хранит слишком уж хорошо, другое так засыпает песком и пеплом, что кажется, никогда больше не отыскать.

Пока мы ехали через лес, а потом по единственной улочке этого маленького скрытого от чужих глаз селения под высоким холмом, я силилась вспомнить хоть что-нибудь. Ведь мы с матерью бывали здесь, и не раз. Но теперь, в призрачном свете вечерних сумерек все казалось новым, незнакомым – и прочно сложенные деревянные дома, и колодец с покатой крышей, и длинный дощатый навес под деревьями, укрывающий стол со скамьями. Вспышка озарения настигла меня только тогда, когда фургон остановился возле самого большого дома, каменного и надежного, как замок. Я увидела темную от старости дверь под деревянным козырьком и резного петуха на ней, выкрашенного в красный цвет. В этот миг словно сорвалась тетива, и унесла меня в прошлое.

«Ба! Да это же малышка Шуна! Как ты выросла, детка! – высокий косматый человек нависал надо мной, заслоняя весь мир. Было страшно и хотелось поскорее убежать к матери. Но мать скрылась за этой резной дверью, помеченной знаком лихих лесных людей, и не велела ходить следом. Она наказала сидеть в фургоне и не высовываться, да только мне было слишком любопытно посмотреть, как живут феррестрийские разбойники. Мать никогда их так не называла вслух, но я все понимала и без слов. – Сколько тебе уже годов, а, красавица?»

Косматый, от которого за десять шагов воняло псиной, осторожно погладил меня по голове, порылся в кармане и вытащил помятый черствый пряник. Мама не велела брать еду у чужих без спросу, но лакомство выглядело слишком заманчиво. Я быстро сгребла пряник с ладони великана и сунула в рот, пока никто не отобрал.

Сколько лет? Кабы самой это знать. Мою годовщину рождения никто и никогда не отмечал, хотя иногда мать что-то бормотала об этом в разговорах со взрослыми.

«Шестой пошел, – услышала я ее голос за спиной. – Рада видеть тебя, Турри, – она подошла ко мне и больно дернула за ухо: – Шунка, вот же ты поганка! Кому я говорила сидеть и не высовываться? Вся в мать пошла, строптивая коза! Ну-ка быстро в фургон, пока по заднице не отхватила!»