— Я должен уйти, старик — настойчиво произнес киборг Т-800 и оттолкнул Джона от себя в сторону, взявшись за цепь крана на которой висел большой крюк. Он подтянул свисающую с крюком цепь к себе, не смотря на рыдающего за его спиной Джона.

— Нет! Прошу не уходи! — продолжал сзади кричать ему Джон.

— Все закончиться должно именно здесь — произнес снова киборг по-имени Боб.

Джон вцепился снова в рваную дырявую черную куртку Т-800 и забежал впереди киборга Боба.

— Я приказываю тебе не уходить! — он решил приказать тому, раз тот подчинялся его приказам — Я приказываю тебе! Приказываю!

Киборг молчал и смотрел на него молча и о чем-то сейчас думал. О чем он думал никто не знал, но ему было страшно. Именно, страшно. Но иначе было нельзя. Он сейчас осознал, что такое жизнь и смерть. Он понял, что такое любовь. И ощутил вот только сейчас ее на себе. И он был потрясен. Потрясен, этой любовью человека, еще совсем ребенка, к машине.

Может, он не все еще осознал и понимал все до конца, но у него не было времени до конца всему обучиться. После того как прибыл он в этот довоенный мир, мир людей. С вычищенной наглухо своей памятью. Лишь с базовой боевой программой у своем управлении. Без имени и даже номера. И о н все постигал заново. И вот его жизнь обрывалась здесь. И первый раз он колебался, глядя на плачущего в слезах Джона Коннора и его мать, стоящую здесь же рядом с пультом от крана, киборг не мог решиться и принять последнее решение.

Он прикоснулся ободранным до металлической основы в рваной перчатке пальцем правой манипулятором руки к щеке плачущего Джона и неожиданно произнес ему — Теперь я знаю, почему вы плачете. Но я никогда не смогу плакать.

Джон, отталкивая от края металлической площадки робота, бросился в объятия Боба. Он прижался к его ободранной до броневой пластины в рваной синей окровавленной футболке груди. Он бросился и прижался как к живому человеку, продолжая реветь навзрыд, теряя его навсегда. Потому, что по-другому было нельзя. Это было неотвратимо. Это была судьба. И ее нельзя было переиначить или изменить.

Т-800 прижал Джона к себе как заботливый отец своего ребенка. И это было потрясающим. Это все происходило на глазах самой Сары Коннор, по щекам которой тоже текли слезы. И это было невероятным.

Она протянула ему свою раненую руку, и он протянул ей свою, прощаясь навсегда. Они посмотрели еще раз друг на друга и в глаза друг другу. И робот подошел к краю площадки над сталелитейным котлом. Он еще раз посмотрел на рыдающего Джона и схватился снова за свисающую над кипящим металлом в доменном котле цепь и встал на крюк.