– А что с Арвой Линкон? – спросил Сарвант, назвав имя блондинки. – Немыслимо, чтобы женщина такой красоты и славнейшей аристократической фамилии должна была ложиться с каждым встречным.

– Та, та, та, мой дорогой! Отнюдь не с каждым. Ты, может быть, не заметил, что все входящие сюда мужчины сначала идут к боковому входу. Там мои добрые братья проверяют, способны ли эти люди дать здоровое семя. Человек, страдающий от болезни, или по какой-то другой причине не подходящий для отцовства, отвергается. А красавец он или урод, мы не обращаем внимания: важны только семя и чрево. Личные вкусы также не должны учитываться в столь важном деле. Кстати, почему бы тебе не пройти осмотр? Нехорошо быть эгоистом и отдавать все свое семя одной-единственной женщине. Твои обязанности перед Готией не меньше, чем перед любой ипостасью Великой Белой Матери.

– Я должен идти подметать, – буркнул Сарвант и торопливо удалился.

Он закончил с полом в главном притворе, но далось это ему непросто: он не мог заставить себя не посматривать время от времени на Арву Линкон. В полдень она ушла и больше в тот день не возвращалась.

Ночью он опять плохо спал. Ему снилась Арва, входящая в кабинку с этими мужчинами – всего десять, он их сосчитал. Он помнил, что должен ненавидеть грех, а грешника любить, но из этих десяти грешников он люто ненавидел каждого.

Когда настало утро, он поклялся, что не будет ненавидеть тех, кто придет к ней сегодня. Но, произнося клятву, он уже знал, что выполнить ее не сможет.

В этот день он насчитал семерых. Когда уходил седьмой, ему пришлось сбежать в свою комнату от непреодолимого искушения последовать за ним и сомкнуть руки у него на горле.

На третью ночь он молился о наставлении.

Уйти из храма, поискать другую работу? Оставшись, он тем самым косвенно утверждает эту мерзость и даже – служит ей. Более того, он может взвалить на свою совесть ужасный грех убийства и призвать кровь человеческую на руки свои. Этого он не хотел. Нет, хотел! Но этого ведь нельзя хотеть, нельзя!

А уйти – значит, не сделать ни малейшей попытки уничтожить зло, удрать, как трус. Хуже того, тогда Арва никогда не поймет, что участием в этой пародии на религиозный ритуал она наносит пощечину самому Господу Богу. Выбраться из храма ему хотелось больше, чем хотелось чего-либо за всю жизнь – больше даже, чем оказаться на «Терре» и нести Слово невежественным язычникам других планет.

За все эти восемьсот лет он не обратил ни единой души. Но он пытался. Он делал все что мог, и не его вина, если уши их были глухи к Слову, а глаза слепы к сиянию Истины.