– Значит, есть еще?

Я наблюдала за тем, как из павильона выбежал вольвен с черно-белой шерстью и бросился к блондинке. Он был ей почти по грудь.

– Их осталось около двух сотен, – сказал он, а Хранительница улыбнулась вольвену. – Но каждая равна двадцати обученным воинам.

Я наконец отвела от них восторженный взгляд.

– У них есть… особые способности благодаря их линии?

– В этой линии рождаются только женщины. Силой и неуязвимостью они подобны первичным, но им не нужна кровь.

– А другие воинские линии еще живы? – спросила я, когда мы вступили в лес с другой стороны поляны.

Кастил покачал головой.

– Остались только они. – Он помолчал. – Не считая тебя.

Не считая меня.

Было странно это слышать. Знать, что я происхожу из рода воинов.

– Может, я не единственная, – сказала я. Кастил смотрел вперед. – Знаю, маловероятно, что Йен – мой полнородный брат, но это не означает, что нет других, о которых не знает никто, в том числе Вознесшиеся.

– Это так, но я сильно сомневаюсь, что кто-то из них до сих пор остался незамеченным. – Он проследил за воробьем, перелетевшим через дорогу. – Это наводит меня на мысль о первой Деве – если она существовала – и о том, сколько еще было полукровок, о которых мы никогда не узнаем. А еще я вспоминаю свой плен у Вознесшихся. Они всегда приводили ко мне для кормления смертных с атлантианской кровью.

Я удержалась от того, чтобы потянуться к нему чутьем, уже зная, что я обнаружу.

– Некоторые были юными, едва повзрослевшими. Другие – старше, с седыми волосами и тронутыми возрастом телами, – сказал он через некоторое время. – Я пытался считать, сколько их приводили в мою клетку, но… но не получалось. Но даже так, учитывая меня и Малика, я не знаю, как здесь еще могут оставаться полукровки.

Йен вознесся последним, и тогда вознесли только его. До него Вознесений не было несколько лет. Во мне поднялся страх. В течение нескольких лет Вознесения происходили ежегодно, но они прекратились, когда я была еще ребенком. Размышления о смысле такого перерыва вернули прежнее беспокойство. Что, если Малика уже нет в живых?

Киеран и Кастил оба верили, что Малик жив, но доказательств не было. И я хочу знать, думал ли об этом Кастил. Я прикусила губу.

– Ты как будто хочешь что-то сказать, – заметил он.

Да, но как я могу такое спрашивать? Не думаю, что стоит об этом говорить, поэтому я произнесла то, что считала нужным сказать:

– То, что ты делал, было необходимо, чтобы выжить. Надеюсь, ты считаешь именно так.