Светлый фон

Василисковый взгляд горгоны смотрел назад, на город, тогда как змеи ее волос уползали в обрыв скалы, словно камень ухватил Медузу за серпантиновый хвост и удерживал от появления на Марсе.

– Красиво, – признал Койот. – Кстати, если это не автопортрет скульптора, тогда я сильно ошибаюсь.

Марсоход поехал дальше, не затормозив, а Ниргал с любопытством уставился на исполинское изображение. В нем сквозили азиатские черты, но такое впечатление могли придать забранные назад волосы-змеи. Ниргал постарался запомнить барельеф, чувствуя, что из камня вырезан некто, смутно ему знакомый…

 

Они выбрались из каньона Медузы до рассвета и остановились, чтобы переждать день и спланировать следующий шаг. За кратером Бартона, который раскинулся перед ними, начиналась борозда Мемнония. Она рассекала землю на сотни километров, блокируя проход на юг. Им нужно было направиться на запад, к кратерам Уильямс и Эйриксон, затем – снова на юг, к кратеру Колумбия, а после проскользнуть через проход в борозде Сирен и опять двинуться на юг.

Они бесконечно лавировали среди кратеров, расселин, уступов и провалов. По сравнению с равнинами севера, южное нагорье было крайне сложным для навигации. Арт посетовал на это, и Койот раздраженно оборвал его нытье.

– Мы на Марсе, а не в открытом космосе, приятель. На планете должен быть ландшафт.

Каждый день они вставали по звонку будильника ровно за час до заката. Они провожали последние солнечные лучи, поедая завтрак и наблюдая за резкими цветными тенями, которые были разбросаны по неровному марсианскому рельефу. И каждую ночь они вели марсоход, не имея возможности поставить его на автопилот, пробираясь сквозь разбитую местность километр за километром.

Ниргал и Арт часто дежурили вместе и продолжали вести долгие полуночные беседы. А когда звезды тускнели и рассвет окрашивал небо на востоке в ярко-фиолетовый цвет, они искали участок, где их «булыжник» был бы совсем незаметен (минутная задачка на этой долготе, практически вопрос остановки, как однажды выразился Арт).

Они поглощали наспех приготовленный ужин и через два часа любовались взрывным восходом солнца, во время которого пейзаж превращался в гигантское затененное поле. Потом шло совещание и редкие прогулки наружу, после чего лобовое стекло затемнялось, и они спали весь день.

В конце очередного ночного разговора, когда они вспоминали детство, Ниргал сказал:

– Похоже, до Сабиси я не понимал, что такое Зигота…

– Она необычная? – спросил Койот со спального мата позади. – Уникальная? Чудная? Хирокообразная?

Ниргал не удивился тому, что Койот подал голос. Старик часто ворочался и порой в полусне отпускал комментарии по поводу историй Ниргала и Арта. Они, впрочем, игнорировали его, и он тут же засыпал. Но на сей раз Ниргал ответил.