Но едва ли это можно считать той работой, к какой всегда стремилась Надя. Она скучала по старым временам. Конечно, управление бульдозером уже тогда не было ручным, но, когда орудуешь лезвием и переключаешь передачи, вырабатываются важные физические навыки, которые возносят процесс на куда более высокую степень вовлеченности в дело, чем эта «работа», состоящая из общения с искином, наблюдения за роботами-землекопами высотой по пояс, мобильными фабриками размером с городской квартал и горнопроходческими машинами с алмазными зубами, растущими назад, как у акулы. Все они были изготовлены из сплава биокерамики и металла, сплава более прочного, чем провод лифта, и все здесь делалось само. Это было не так, как она себе представляла.

Очередная попытка. Она прошла новый цикл: вернулась в Шеффилд, погрузилась в работу в совете, испытав новое отвращение, теперь смешавшееся с отчаянием, осмотрелась в поисках того, что помогло бы ей сбежать оттуда, заметила какой-то любопытный проект и взялась за него. Уехала, чтобы взглянуть лично. Как и сказал Арт, она могла сама решать, как ей работать. Это тоже было в ее власти.

В этот раз она сбежала, чтобы работать над почвой.

– Воздух, вода, земля, – сказал Арт. – Выходит, в следующий раз будет огонь, да?

Но она заинтересовалась темой, после того как узнала, что ученые в Богданове Вишняке пытаются создать почву. И улетела на юг, в Вишняк, где не бывала много лет. Арт составил ей компанию.

– Интересно будет посмотреть, как старые подпольные города приспосабливаются к новой жизни, когда им уже не нужно скрываться.

– Честно говоря, даже не знаю, зачем они вообще там остаются, – сказала Надя, когда они летели над южным полярным регионом. – Они живут на таком дальнем юге, что зимы здесь почти не заканчиваются. Шесть месяцев в году здесь вообще не бывает солнца. Кто бы согласился тут жить?

– Сибиряки.

– Да ни один сибиряк в здравом уме сюда бы не переехал. Они-то знают, каково это.

– Тогда лапландцы. Инуиты. Те, кто любит полюса.

– Может быть.

Как оказалось, в Богданове Вишняке никто не возражал против зим. Местные преобразовали насыпи мохола в кольцо вокруг него самого, создав огромный круглый амфитеатр, обращенный к шахте. Этот ступенчатый амфитеатр должен был стать верхним Вишняком. Летом – зеленым оазисом, зимой – белым. Они планировали также осветить его сотнями ярких уличных фонарей, чтобы здесь всегда было светло как днем, и город был бы виден поперек круглой пропасти в середине, а с верхних стен открывался вид на ледяной хаос полярных гор. Нет, они собирались здесь оставаться и дальше, в этом не было сомнений. Это их город.