Ниргал смотрел ей в лицо, когда она говорила. Беззаботная, умная, уверенная. Настоящая минойка – темнокожая, темноглазая, с орлиным носом, выразительной нижней губой. Возможно, со средиземноморскими, греческими, арабскими или индийскими корнями – как и в большинстве случаев с йонсеями, определить было невозможно. Она просто была марсианкой, говорила на бревийском английском и смотрела на него тем самым взглядом… о, да! Как много раз это случалось в его странствиях, когда разговор в какой-то момент менял направление, и его с какой-нибудь женщиной вдруг уносили долгие и плавные обольщения, а потом ухаживания приводили их в постель или в какую-нибудь скрытую лощину в горах…
– Слышишь, Зо, – бросила женщина-мясник, проходя мимо, – идешь с нами на перешеек предков?
– Нет, – ответила Зо.
– Перешеек предков? – спросил ее Ниргал.
– Перешеек Буна, – ответила Зо. – Городок на полярном полуострове.
– А почему предков?
– Она праправнучка Джона Буна, – объяснила женщина-мясник.
– Каким образом? – спросил Ниргал, глядя на Зо.
– Джеки Бун, – сказала она. – Она моя мать.
– Ой, – только и сумел выговорить Ниргал.
Он откинулся на стуле. Ребенок, которого Джеки кормила в Каире. Теперь ее сходство с матерью казалось очевидным. Он покрылся гусиной кожей, волосы на предплечьях встали дыбом. Он обхватил себя руками, задрожал.
– Должно быть, я старею, – произнес он.
Она улыбнулась, и он вдруг осознал, что она знала, кто он такой. Она играла с ним, заводя в маленькую ловушку, – в порядке эксперимента, наверное, или назло матери, а может, по какой-то другой причине, которую он не мог вообразить. Забавы ради.
Но затем она сдвинула брови, стараясь принять серьезный вид.
– Это не имеет значения, – сказала она.
– Нет, – ответил он. На улице их ждали другие дикие.
Часть одиннадцатая Viriditas
Часть одиннадцатая
Viriditas