Энн шагала более ловко, чем в Ипполите, невольно излучая грацию человека, который провел много времени, бродя среди скал, – как в каменном балете. В руке, облаченной в плотную перчатку, она держала длинный угловатый молоток, а ее набедренные карманы выпирали, заполненные образцами пород. Она не отвечала возгласам ни Зо, ни хранителей – она не замечала никого. Будто актриса, играющая Энн Клейборн. Зо, изумившись такой схожести Энн с ее собственным стереотипным образом, рассмеялась.

– Если накрыть куполом эту глубокую пропасть времен, получится превосходное место для жизни, – сказала она. – Большая территория под огромным шатром, а, как вам? И какой вид! Вот было бы чудо.

Разумеется, на эту откровенную провокацию никто не ответил. Но она заставила их задуматься. Зо двигалась за группой хранителей плавно, как альбатрос. Они спускались по прерывистой скалистой лестнице, уходившей по краю узкого выступа, который протягивался от стены ущелья вдаль, напоминая складку одежды мраморной статуи. Заканчивалось все это плоской воронкой в нескольких километрах от стены и ниже обрыва на километр или больше. За этим плоским участком выступ резко заканчивался, опускаясь ко дну ущелья примерно на двадцатикилометровой глубине. Двадцать километров! Двадцать тысяч метров, около семидесяти тысяч футов… Даже великий Марс не мог похвастаться такой стеной.

На другой стене, похожей на ту, по которой они шли, тоже было много выступов и прочих деформаций: бороздки и складки, как в известковых пещерах, только сформировавшиеся все в один момент. Сама стена плавилась, и расплавленная порода капала в бездну, где навечно застывала в промозглом пространстве. С места, куда они спустились, было видно все. По краю выступа были установлены перила, к которым они все и прикрепились с помощью страховочных систем своих костюмов. Это было необходимо, поскольку из-за узости края выступа даже при малейшем шажке в сторону можно было улететь в бездну ущелья. Похожий на паука корабль, оставив их, теперь опускался вниз, чтобы потом забрать у подножия лестницы с того плоского участка, где заканчивался выступ. Это позволяло им спускаться, не беспокоясь о возвращении, и они спускались, минуту за минутой, в совсем не дружелюбном молчании. Зо не могла сдержать ухмылку: она буквально ощущала их мрачные мысли о ней, практически слышала, как они скрипели зубами. Все, кроме Энн: та останавливалась каждые пару метров, чтобы осмотреть трещины между грубыми ступенями.

– Какая жалкая одержимость камнями, – сказала Зо на приватной частоте. – Жалко быть такой старой и все еще такой маленькой. Ограничивать себя миром инертных материалов, миром, которому нечем тебя удивить. Так ни разу и не сделать ничего настоящего. Так, чтобы ничто не причиняло боль. Ареология – это разновидность трусости. Поистине печально.