Затем он достал их вещи с верхних полок и поцеловал ее в щеку. Весь стройный и крепкий, он уже шагнул к выходу:

– Мы же продолжим работать в этом направлении, да? Я заскочу к вам с Мишелем в Одессе. Люблю тебя.

После этого она, разумеется, почувствовала себя лучше. Пусть это было и не пиковое переживание, но путешествие на поезде с Ниргалом подарило возможность поговорить с самым неуловимым из уроженцев, который был для нее как любимый сын.

Но, когда Майя вернулась с Олимпа, ее снова стали донимать «психологические события», как называл их Мишель. И с каждым разом, после того как что-то подобное происходило, он становился все более озабочен. «Психологические события» начинали пугать даже его. И Майя видела страх Мишеля, как он ни пытался казаться спокойным. Неудивительно, что он напуган. Эти «события», как и прочее, подобное им, случались у многих из его престарелых клиентов. Антивозрастная терапия, очевидно, не помогала людям хранить воспоминания своего непрерывно удлиняющегося прошлого. А когда прошлое ускользало от них год за годом и воспоминания слабели, охват «событий» постепенно расширялся до того, что людей даже приходилось помещать в лечебные учреждения.

Или, в противном случае, они умирали. В институте первопоселенцев, в котором Мишель по-прежнему продолжал работать, с каждым годом оставалось все меньше членов. В каком-то году даже умер Влад. Когда это случилось, Марина и Урсула переехали из Ахерона в Одессу. Надя и Арт тогда жили в западной части города вместе с уже взрослой дочерью Никки. Даже Сакс Расселл снимал там квартиру, хотя бо́льшую часть времени до сих пор проводил в Да Винчи.

На Майю эти переезды влияли как хорошо, так и плохо. Хорошо, потому что она любила всех этих людей. Ей казалось, будто они специально собираются вокруг нее, и это тешило ее тщеславие. И видеть их лица было для нее огромным удовольствием. Она помогала, например, Марине и Урсуле пережить потерю Влада. Казалось, Урсула и Влад всегда были настоящей парой, хотя Марина и Урсула… в общем, трудно сказать, как была устроена их шведская семья. Как бы то ни было, от нее остались лишь Марина и Урсула, очень близкие в своем горе и во многом напоминающие те однополые парочки молодых уроженцев, которых часто можно было встретить в Одессе, – мужчин или женщин, что с умиротворяющим видом шли по улице, держась за руки.

Поэтому она была счастлива видеть их двоих, как и Надю или кого-либо еще из старой компании. Но ей не всегда удавалось вспомнить события, о которых они говорили, как о чем-то, чего нельзя забыть, и это ее раздражало. Еще одна разновидность жамевю, ее собственная жизнь. Нет, лучше сосредоточиться на настоящем, работать над уровнем воды или освещением спектакля, просто засиживаться в барах с новыми друзьями с работы или даже незнакомцами. И ждать, что однажды наступит просветление…