И всетаки хоть кто-то осмелился, хоть один человек…
Мэр Прентисс спокойно подходит к микрофону.
— С вами говорит победитель, — почти вежливо произносит он, словно не слышал крика той женщины. — Ваши главари будут казнены — это неизбежное следствие поражения.
Он поворачивается к стоящему на коленях мэру Леджеру. Тот пытается напустить на себя невозмутимый вид, но все на площади слышат, как он не хочет умирать, какие детские желания и страхи его посещают, как громко брыжжет из него вернувшийся Шум.
— Сейчас вы узнаете, — говорит мэр Прентисс, поворачиваясь обратно к толпе, — что за человек — ваш новый президент. И что ему от вас нужно.
Тишина, по-прежнему тишина, если не считать жалкого мяуканья мэра Леджера.
Прентисс подходит к нему, нож сверкает на сонце. В толпе снова поднимается ропот: до всех доходит, что сейчас произойдет. Мэр Прентисс встает позади мэра Леджера и воздевает нож к небу. Он смотрит на толпу, толпа смотрит на него, лица застыли в ожидании, люди слушают бывшего мэра, который пытается, но не может обуздать свой Шум.
— СМОТРИТЕ! — орет мэр Прентисс. — ВОТ ВАШЕ БУДУЩЕЕ!
Он заносит нож, словно хочет еще раз крикнуть: «Смотрите!»
Ропот становится громче…
Мэр Прентисс заносит нож…
Голос, женский голос, может тот же самый, кричит:
— Нет!
И я внезапно понимаю, что сейчас случится.
В том зале, когда я сидел привязанным к стулу, он довел меня до отчаяния, подвел к самому краю смерти, заставил бояться ее, а потом…
Исцелил мои раны.
Нож со свистом пронзает воздух, и разрезанная веревка падает с рук мэра Леджера на помост.
Весь город охает. Нет, вся