— Мы должны добить врага! — яростно напирал Чэн Шу, считавший, что нашего флота вполне хватит, чтобы без потерь пустить на дно весь десант. — Этого удара армия господина Гэ не переживет!

Весь мой штаб собрался в ставке. Я выслушивал предложения соратников, а сам изредка летал на линию фронта — проверить, как там идут дела. Из того, что видел, склонен был согласиться с тестем. Не в том смысле, что надо топить вражескую пехоту, а в том, что наши джонки сделают это без труда. Там ведь даже сражаться не нужно было, знай только опрокидывай плоты, остальное вода сделает сама.

Но на реке сейчас находилось по самым скромных оценкам порядка восьмидесяти тысяч солдат и офицеров. Считай, половина сухопутной армии врага. Которая перестанет мне угрожать, если я решусь на геноцид. Только вот я не хотел этого делать.

Нет, я не стал вдруг милосердным победителем, который решил пощадить врага. Просто… Сто тысяч душ вот так просто отправить на корм рыбам? В бою — ладно. У каждого есть шанс выжить, сдаться в плен, наконец. А здесь? Ведь без вариантов же смерть. Не умеют китайцы настолько хорошо плавать. Кто-то, конечно, спасется, ухватится за обломки плотов и уйдет вниз по течению, на таких будет очень немного. Это бесчеловечно, в конце концов!

Да и нерачительно — такая мысль последней шевельнулась в голове. Я обдумал ее, покрутил со всех сторон и признал, что подсознание в очередной раз подкинуло мне очень годную идею.

— Закончили обсуждение, — тихо приказал я. Спорщики тут же утихли. — Подать корабль к берегу. Идем на передовую.

Потребовалось двадцать минут, чтобы добраться до стоящего на рейде флота. За это время войска Гэ успели эвакуировать максимум тысяч десять пехоты. Большая часть воинов все еще находилась на плотах. То ли дисциплина у них была такая высокая, то ли сами по себе китайцы — люди очень организованные, но никто из них не пытался создавать давки или поднимать панику.

Воины врага — с сотни метров я вполне мог разглядеть их лица — смотрели на корабли Вэнь с хмурым ожиданием. Они понимали, что их ждет, если стрелки откроют огонь или суда просто пойдут таранить и топить их хлипкие плоты. Понимали, но не двигались. Этакие фаталисты.

Выйдя на нос командирской (со мной на борту ее нужно было назвать адмиральской?) джонки, я некоторое время молча рассматривал порядки врага. Шальной стрелы я не боялся. Если уж среди солдат противника окажется такой безмозглый, который спровоцирует массовую резню на реке, то я просто закроюсь «плащом».

Я смотрел на них, они — на меня. Молчали. Минут пять — за это время на берег сошло еще несколько сотен несостоявшихся речных пехотинцев. Потом, усилив голос соответствующей техникой, я заговорил: