Замелькали темные силуэты в падающем снегу. Хлопнули приглушенные нашими эрзац-глушителями выстрелы, выплюнул в лес короткую очередь МГ с берега.

– Не стрелять, – быстро приказал я, – не видно ни хрена, только себя обозначим.

«Лешие» уже близко.

– Остальные – отход. Очистить остров.

Бойцы, втягивая воздух сквозь зубы, опустились в воду, пошли, пригнувшись, догонять отряд.

В воздухе провыли и рванули на берегу три мины. Тут же ещё три. «Лешие» дошли.

– Алёшин!

– Я, командир. Уходить надо, – ответил один из мокрых кусков грязи.

– Отзывай ребят.

– Поздно, командир. Они пошли в отрыв. И нам пора.

Пулемёт ударил сбоку, несколько раз хлопнула винтовка. Враг ответил минами.

– Пошли, командир. Нам не впервой немца за нос водить.

Пошли.

На моих глазах эти менты, по сути, превратились в бывалых ветеранов. Сколько мы на фронте? Неделя? Две? По ощущениям – полгода минимум. А как заметен разрыв в уровне моих бойцов и тех, что мы освободили. Хотя и те тоже ведь воевали. Мне было бы приятно думать, что это благодаря моему руководству они стали такими, но я так не думал. Ничему я их не научил, а сам учился вместе с ними. Дело было, скорее всего, в качестве человеческого материала. В госбезопасности абы кого не держали. Ребята рассказывали мне, как их приглашали на работу в ГБ. Приглашали лучших из лучших. Такой вот социальный лифт. Образование элиты. В моё время ГБ не являлось элитой. Или этот социальный механизм был демонтирован, или я слишком мало знал мир, в котором жил.

Но это всё лирика. А вот почему немец нас отпустил в болото?

– Странно, – пробормотал я.

– Что? – спросил Алёшин.

– Почему нам дали уйти? Я бы пошёл на штурм, если бы увидел, что добыча уходит.

– И они бы пошли. Это мы их перехитрили. Они сначала кидались в атаку на наши засады. А потом поняли, что мы их дурим. Минами стали закидывать, но не штурмовали, а отдавливали.

– Не понял тебя.