– Читая ваши доклады, я так и не определился с вашей позицией к нашему строю и партии.
– Потому что не было никакой позиции. Я никогда не был коммунистом. И я верующий. Дело в том, что если бы видели, во что превратилась компартия в моём мире, вы, товарищ Сталин, тоже не стали бы коммунистом. Это здесь коммунисты, и большевики особенно, внушают уважение. Тут они настоящие. А там… Хотя мой отец партбилет сохранил. А в телевизор плевал, когда генсеков видел. Насчёт коммунистической идеи тоже не могу ничего сказать. Она так глубока и многогранна, что ею вертят как хотят. Это как учение первого коммуниста на Земле – Христа. Он учил одному, а христианств – сотни.
– Ви назвали Христа коммунистом? – Сталин с прищуром смотрел на меня.
– А разве его Царствие Небесное не коммунизм? Совпадение в сути полное. Обёртки только разные.
Сталин долго молчал, курил. Табак его пах приятно.
– А в этой машине ви зачем?
– Тут только одно может быть, – вздохнул я, – для чего вам потребовалось наша личная беседа без свидетелей. Всё остальное вам ваши подчинённые доложат. И про мои моральные установки тоже. А вот знания о себе и своих детях вы доверить не можете никому. И я вас понимаю. Это уязвимое место.
– Это так. Никому верить нельзя.
– На самой вершине мира место всегда только для одного, – опять вздохнул я, – поэтому мудрые и не идут во власть, не хотят впрягаться в самое тяжёлое на свете ярмо. Я расскажу вам, Иосиф Виссарионович, но напомню, что это ещё не свершилось, и всё можно изменить. В сорок первом моего мира немец не смог дойти до Москвы, маршал Жуков принимал Парад Победы в сорок пятом, а в мире моего двойника США ядерной дубиной весь мир поставили на колени. Мои знания не более ценны, чем данные разведки, ничего не предрешено.
– Мой сын в плену. И это уже случилось.
Я рассказал ему всем известную по фильмам историю про несостоявшийся размен, потому что Сталин маршалов на лейтенантов не меняет.
– Генерал Власов уже перешёл к немцам? В очках такой, ублюдочного вида? В сорок третьем он зачастит в лагерь, где содержался пленный комсостав и ваш сын в том числе. Яков после этих бесед приходил пьяненький и сытый. Вы объявили всех, кто попал в плен, врагами народа. Но эти «враги народа» решили, что не могут допустить такого оскорбления вас, товарищ Сталин, как возможность перехода вашего сына в ряды РОА. Яков погибнет в плену. Наши командиры устранят эту вашу уязвимость. Никто из них не доживёт до освобождения. В ярости гитлеровцы сожгут всех.
Он долго молчал, потом спросил про Василия.