Вместо ответа Наташа встала с кровати, подошла к стене, легонько подпрыгнула, шлепнула рукой по обоям. И повисла на одной руке.

– Анизотропный клей? – воскликнул Лион. – Я знаю, я видел в кино!

Наташка повела ладонь вверх по стене – та легко отклеилась, и Наташка полетела вниз.

– Да, анизотропный клей, – сказала она разочарованно. Видно, рассчитывала, что мы разинем рты от удивления. – Знаете, как руки устали подтягиваться?

– Круто, – восхищенно сказал Лион, и Наташа немного приободрилась. – А как ты нас нашла? И вообще… что случилось?

– Ребята, у вас поесть что-нибудь найдется? – вместо ответа спросила Наташа. – У меня с утра во рту крошки не было.

– У меня есть, – признался я.

Конечно, это не очень-то культурно, уносить с ужина еду. Но я взял один сандвич с ветчиной и один пирожок с капустой – просто так, на всякий случай, если вдруг мы с Лионом слишком засидимся и проголодаемся.

Пока я доставал еду, Наташа вручила Лиону тонкую нить, свешивающуюся за окно. К ее концу, оказывается, был привязан узелок с одеждой.

– Вытягивай, – велела она. – Я пойду руки вымою с мылом, щелочь разлагает клей… где у вас ванная?

– Сейчас, я свет включу, – сказал я и потянулся к бра над койкой.

– Не надо! – попросила Наташа. Но было поздно, я уже включил лампу.

Вот это да! Наташка и впрямь оказалась в тонком обтягивающем трико, с закрывающим голову капюшоном, но в трико вовсе не из обычной черной ткани, как я вначале подумал. Какую-то долю секунды казалось, что свет исчезает, не доходя до нее, – силуэт Наташки будто дрожал, размазывался в воздухе. А потом она стала просвечивать, сквозь нее проступила стена, лишь лицо плавало в воздухе.

Я протянул руку – и уткнулся ей в невидимый живот.

– Дурак, – сказала Наташка.

– Это как ты? – спросил Лион.

– Это хамелеонка. Старая-престарая штука, их уже никакая спецслужба не использует. Зато ничего не излучает и очень легкая.

– Откуда у тебя такое снаряжение? – удивился я. – Ты с собой все взяла?

– Ребята, дайте умыться, – попросила Наташа. – А то я за бутерброд взяться боюсь, прилипнет.

– Угу, а потом в животе приклеится, – съехидничал Лион. – Иди мойся.