– Я не осознавал… не хотел допускать возможности…

– Что Эбби все это время говорила вам правду? – закончила за него Вивьен.

– Боже мой, – качая головой, бормотал Уэттиг. – Если все, что говорила Эбби, – правда, эту клинику нужно сровнять с землей.

Кацка почувствовал на себе взгляд Вивьен и посмотрел на нее.

– У вас еще остались сомнения? – тихо спросила китаянка.

Уже четыре часа мальчишка спал на руках у Эбби, щекоча теплым дыханием ее шею. Он лежал обмякший, странно вывернув руки и ноги, как спят по-настоящему уставшие дети. Когда Эбби его впервые обняла, он задрожал. Она массировала его голые ступни, и ей казалось, что она трет сухие холодные палочки. Постепенно мальчишка перестал дрожать и затих. От него пошли теплые волны. Такое тепло исходит от всех детей, когда они глубоко засыпают.

Эбби тоже немного поспала. Когда она проснулась, ветер дул сильнее. Он скрипел в корабельных снастях. А над головой неутомимо раскачивалась лампочка.

Ребенок сопел и слегка елозил во сне.

«Как удивительно пахнут мальчишки в этом возрасте», – подумала Эбби.

Примерно так пахнет теплая трава. Их запах еще не приобрел специфический мужской оттенок. Когда-то Пит вот так же спал у нее на плече. Отец вел машину, а они сидели сзади, и милю за милей Эбби слушала негромкое биение сердца Пита. Но то сердце давно уже не бьется. Сейчас она слушает удары сердца другого, совершенно незнакомого ей мальчишки.

Он тихо застонал и вдруг проснулся. Сощурился, потом вспомнил, где он и кто с ним.

– Эб-би, – прошептал он.

Она кивнула:

– Правильно. Эбби. Ты запомнил.

Она улыбнулась и провела рукой по его лицу, осторожно коснувшись синяка.

– А ты… Яков.

Мальчишка кивнул.

Они улыбнулись друг другу.

Снаружи все так же стонал ветер. Качка усилилась. На лице мальчишки плясали тени, отбрасываемые лампочкой. Яков наблюдал за Эбби, глядел на нее почти голодными глазами.