Светлый фон
…Работы тут на станции оказалось очень много. Родители были заняты целыми днями, и мы могли видеться только по вечерам. Два часа посещений детского уровня – вот и все, что выделила Гильдия для семей. Работникам положено было отдыхать здесь, на станции, к соблюдению режима относились очень внимательно. Потому маму и отца мы с братом видели не больше двух часов по вечерам. Мы ждали этого времени. Сережка плакал по ночам и звал маму. Но постепенно мы привыкли. У нас было все, что нужно детям. Планшеты, новые игрушки, много еды, собственные комнаты и возможность играть с детьми. Весь Второй уровень станции был оборудован для детей. В конце концов отец вообще перестал приходить. Говорил: «Работы много, и она интересная». Он не хотел тратить зря время. Мы иногда общались через планшет, короткие переговоры по вечерам. Поэтому специально спускаться к нам у отца уже не было резона. Приходила только мать, да и то очень скоро я понял, что не знаю, о чем с ней разговаривать.

У нас были вожатые – молодые девчонки, смешливые и ласковые. Были воспитатели, которые проводили с нами много времени. Были роботы, полностью обслуживающие детей и постоянно за ними присматривающие. И это было лучшее, что могла дать семьям Гильдия. Мать постоянно говорила, что нам всем очень повезло…

У нас были вожатые – молодые девчонки, смешливые и ласковые. Были воспитатели, которые проводили с нами много времени. Были роботы, полностью обслуживающие детей и постоянно за ними присматривающие. И это было лучшее, что могла дать семьям Гильдия. Мать постоянно говорила, что нам всем очень повезло…

Да, это знакомые фразы. Эмма тоже так думала. Что повезло, что все классно и правильно. Вот только сейчас она так не думает.

И странно… Зачем каждый вечер навещать своих детей? О чем с ними говорить? Просто так смотреть на свое чадо и неловко подбирать слова? У ребенка в голове игры на планшете, гонки на магнитной доске и покупки в магазине. А тут сидит мама и странно смотрит и чего-то ждет… Профессор писал, что его младший брат, Сережка, даже плакал по ночам, тоскуя по матери. Почему?

Эмма вспомнила вдруг Соню. Конечно, родители просто привыкли к своим детям, вот как Эмма привыкла к Соне. Как Колька привык к ним обоим. Привычка? Или привязанность?

А у профессора этой привязанности очень скоро не стало, так, что ли?

Помню, какой злой спустилась к нам мать, когда узнала, что на станции был искусственно зачат и рожден еще один ребенок в нашей семье. От отца и матери. «Вроде девочка» – так сказала мать. Я спросил: «Как назвали?» – и мать сказала, что понятия не имеет и не хочет иметь. Сказала, что не хотела третьего ребенка и что не желает видеть его и заниматься им. Сказала, что это нарушение ее прав. Хотя я до сих пор не могу понять, что тут неправильного. Производство расширяется, Гильдии нужны новые люди. Планете Земля нужны новые люди. Моей матери не пришлось ходить беременной, не пришлось рожать и отрываться от работы. Мать сказала, что это будто бы не ее ребенок. Меня и брата она носила в себе, хотела нас, думала о нас и чувствовала нас. А это – ребенок роботов. Так она сказала. Мне это было непонятно тогда, и теперь я тоже не понимаю. Моя сестра принадлежала к первому поколению детей, искусственно зачатых на станции. Она родилась здоровой и крепкой девочкой. Не знаю, удалось ли ей выжить в случившейся эпидемии или она заболела и сейчас находится в стае…