– Все. Мы хотим знать все. Нас учили, что человечество здравствует и развивается на Земле и что людям живется хорошо. А нам на станции – так вообще лучше всех.

– Так и было. Те, кого забрали на станции, были лучше всех. Их отбирали по расовым, физическим и умственным критериям. Самых здоровых, самых умных и самых ярких представителей национального типа. Белокожих отдельно, чернокожих отдельно. Это теперь мы знаем, что делалось это для того, чтобы сохранить генофонд человечества. Всех остальных было решено уничтожить. Оставшиеся на Земле люди должны были умереть от вируса. Его запустили синтетики сразу после того, как были заселены станции. На тот момент синтетики уже составляли половину Международного сената. Они сказали, что это не убийство, что люди просто изменятся, утратят агрессивность, перестанут представлять угрозу для планеты. В те времена как раз и началась война между материками, поэтому вирус оказался очень кстати. Он мутировал, и большая часть людей просто умерла, а не превратилась во фриков. Остров Саб и подобные ему опустели. На двух главных материках есть обширные пустынные территории, где не найти ни одного человека. Ни роботов, ни людей – никого.

Григорий замолчал, а мама Надя медленно проговорила:

– В те времена каждый выживал, как мог. Мой сын тогда уже родился, мне повезло – я работала на Всемирном материке, в лабораториях. У меня была своя квартирка, пропуск для свободного передвижения по городу. Когда на материке вспыхнула эпидемия, нас предупредили, что лучше уехать. Каждый куда может, но подальше от больших городов. После долгих мытарств мы с сыном очутились на Сабе, который к тому моменту уже опустел. Его население очень быстро вымерло от вируса.

– Да, я помню, как вы с мальчиком появились. – Григорий оживился, улыбнулся. – Твой сынишка был бойким и любознательным, совал нос всюду, куда не следовало. Но и умным был, уже тогда знал все компьютерные языки. Ричард говорил, что он подает большие надежды, что он – будущее планеты.

Глаза мамы Нади буквально засветились, она заулыбалась, лоб разгладился, брови поднялись, и Таис вдруг подумала, что этой женщине совсем немного лет. Она вовсе не среднего возраста, она молода, и блеск ее серых глаз делает ее не просто миловидной, а необыкновенно красивой. Глаза ее – как светлые окошки в большой добрый мир. Что могло ее так преобразить? Что могло согнать озабоченность и обреченность с мягких черт ее лица?

– Да, мой мальчик был еще тот выдумщик, я помню. Он мечтал придумать собственный летающий дрон, который служил бы только людям, а не синтетикам. Чертежи чертил, рисовал его. Помнишь, сколько у него было блокнотов?