Поднявшись в лифте на спокойные палубы, Смит стал планомерно обходить роскошные салоны корабля, чтобы отыскать своих давних знакомых из Особой комиссии ООН. Не мешало им шепнуть кое-что насчет судьбы горе-Города-лаборатории.
Генри Смит начал с бара «Тени минувшего». Собственно, так назывался один из рассказов Ефремова, идея которого послужила толчком для изобретения голографии. Смит же воспринял это как намек на то, что спиртные напитки в Городе-лаборатории для всех плывущих туда на работу как раз и будут тенями минувшего, ибо там введен сухой закон, «попирающий права людей, желающих выпить». «Такая фраза, пожалуй, понравится редактору, – подумал Смит и вздохнул: – В ледяном гроте в такой бар не зайдешь!»
Взгромоздившись на высокий табурет и заказав себе двойную порцию виски с содовой, он попытался заговорить с двумя хихикающими девицами. Они посасывали через соломинки кока-колу и косились на него.
К сожалению, девицы говорили между собой на тарабарском наречии, в котором лишь отдельные слова вызывали знакомые ассоциации с аптекой, клиникой или ботаникой. Смит понял, что бедняги болтают по-латыни! Ведь все направлявшиеся в Город-лабораторию за пару месяцев до отъезда должны были изучить этот мертвый язык модным «методом погружения». Надо же выбрать язык цезарей как международный вместо английского или в крайнем случае французского! Это в средние века монахи и всякие там «научники» в шапочках и мантиях писали трактаты по-латыни и вели между собой никому не понятные споры на том же языке.
Поистине нельзя ученых допускать ни к какому руководству! Но подлинная беда не в этой возрожденной латыни, а в том вреде для мировых рынков, который наносит дальнейшее существование Города-лаборатории.
Однако новая группа «подледных поселенцев» бездумно направляется сейчас туда.
– Не говорит ли господин по-русски? – спросила рыженькая.
Генри Смит обрадовался. Недаром он изучал этот трудный язык. Девушки могли кое-как объясняться на нем.
Одна из них отправилась из Индонезии, другая – из Израиля.
– Ну как, красавицы? – подмигнул Смит, привычно вступая в свою роль. – Что дома не сиделось? Или безработица всех ухажеров… как это сказать? – проглотила, съела, слизнула?
Девушки фыркнули в свои бокалы.
– Не только это, господин, – сказала рыженькая израильтянка. – В Городе Надежды есть надежда…
– Какая надежда?
– Бомбы не будут взрывать, война не грозит у самого порога дома.
– Если война будет в мире, то и Городу Надежды придется несладко, – опять подмигнул Смит.
– Не будет войны во всем мире, – вспыхнула черноволосая бронзовокожая индонезийка. – Несладко не будет! Не будет!..