Вроде все обошлось, и все относительно целы и здоровы, а главное живы.

— Куда ходил? — почти равнодушно поинтересовалась травница.

— Портал ломал, — говорить не хотелось, но я все же спросил, — как дочь?

— Жить будет. Дала успокоительное, пусть спит. А голову я ей потом подправлю.

— Вот и славно.

Пока ехали, задремал, в машине уютно тепло, легкая качка, и мирное девичье посапывание. Как же спокойно. Травница запарковалась возле подъезда я, чувствуя себя разваленной на семидесятом году жизни как мог, помог ей затащить спящею девочку в квартиру. И было поплелся на выход, когда меня окликнула Елизавета.

— Куда собрался на ночь глядя? Поешь хотя бы. Спаситель, — я ожидал иронии на последнем слове, но при всем желании так ее обнаружить не смог. Она была искрения в каждом слове.

Молча стянул пальто, и рухнул на белый пуфик, развязывать шнурки на ботинках. В голове образовалась мысль, что ноги у меня за день изрядно вспотели, и ароматы от носков, будут мягко говоря, отвратительными. Меня охватил стыд, если носок еще и дырявый окажется, то я призраком испарюсь из ее квартиры.

— Вот полотенце, и давай в ванную, — хозяйка сунула мне мягкий сверток в руку, — куда идти я думаю, помнишь.

Оказаться после тяжелой работы под умеренно теплыми струями воды, это непередаваемое ощущение. Хотелось застыть и не двигаться, пока сон не завладеет сначала мыслями, а потом и сознанием. Закутывая меня в мягкий и теплый мир грез. Но пришлось взять себя в руки, проявив не дюжую силу воли и помыться. Правый бок покрылся сплошным синяком, отдаваясь болью при каждом движении. Надо у травницы мазь какую-нибудь выпросить, от боли и отека. Как не как жизнью рисковал, имею права на компенсацию. Кое-как обтёрся, кривясь, надел старую одежду. Внутренний голос взбесившейся свиньи орал, чтобы я воспользовался халатом. Но гордость управляла моими помыслами железной рукой. На кухню я пришел в майке и штанах, плитка приятно холодила стопы.

А на столе меня ждал сюрприз из тех, что и в голову не придет. На большой белой тарелке, лежало три голубца, покрытых айсбергом сметаны. Рот моментально наполнился слюной, а желудок призывно взвыл.

— Глазами не наешься, — смешливо заключила домохозяйка, — а эту одежонку снимай, простирну, а то от нее… в общем снимай.

Я неохотно вернулся в ванную, где скидал грязную одежду в кучу возле раковины, и сноровисто закутался в белый махровый халат, чуть маловатый в плечах, но это не страшно, порваться не должен.

— Я мыться, а ты кушай не стесняйся, — прощебетала Лиза, обходя меня в коридоре.