Его доставили обратно, и в камере лег на койку. Ну что же, наконец-то появилась определенность: ему отрубят голову, и никто не поможет… Он зевнул и крепко уснул, впервые за долгое время.

Утром за стеной шумело, шел дождь. Он лил весь день, словно вознамерился смыть недостроенную столицу. Вечер был ясный, и вдруг зеленый луч скользнул по розовой кромке снегов.

Глубокой ночью Илья проснулся. За окном не было темно, вспыхивали голубые зарницы плазменной сварки. Сторожкий свет выхватывал из мрака какую-то тень в углу. Илья сел на койке:

— Сайнара, это опять ты?

Тень пошевелилась и приняла более четкие очертания — женщина в глухом плаще. Лишь слабо светится лицо, а голос шелестит.

— Ты все-таки поумнел. Если бы назвал меня бабушкой, я наверное тотчас ушла.

— Как ты проникла сюда? Мне сказали, что тут завеса, как в Темном чертоге.

— Я с поручением. Есть поручения, для которых нет завес.

— С каким поручением? От кого?

— Не спеши. Помнишь, я спросила тебя про желания?

— Все сбылись. Я благодарен тебе, Сайнара.

— Что оказалось самым ценным?

— Любовь, Сайнара. Без нее жизнь была бы пустой.

— И здесь возникает проблема. Мне поручено передать вопрос от Селины. Она сожалеет, что твоя жена умерла и спрашивает, не хочешь ли ты продлить обеты в третий раз?

Илья тихо рассмеялся.

— Не будь у меня Тамары, и сомнений не возникло. Понимаешь, Сайнара, я люблю обеих.

И та как будто засмеялась, хотя скорее лишь эхом смеха.

— Тяжелый случай, хотя со мною еще сложнее. К сожалению, Тамара умерла.

— Но мы все равно встретимся?