– Никогда не пойму, – кричит Дэвин, когда они нагоняют Баэрда, – как можно так радоваться при виде человека, который называет тебя Вторым Голубком?!
Сандре восторженно смеется. Баэрд громко хохочет и грозит Дэвину кулаком. Они трое все еще смеются, придерживая коней возле зарослей кустов сонрай перед широкой дугой поворота дороги, ведущей вниз.
И именно здесь они видят ризелку, трое мужчин видят ризелку, сидящую на камне у залитой солнцем дороги, и ее длинные волосы цвета морской зелени развеваются на крепнущем ветру.
Послесловие
Послесловие
«Тигана» – в значительной степени роман о памяти: о ее необходимости для культуры и об опасностях, возникающих, когда она чересчур сильна. Это отражено в решении, принятом Шелто в конце книги, а также в цитате из Джорджа Сефериса, послужившей мне одним из эпиграфов. Сегодняшний мир предлагает нам более чем достаточно примеров обеих ошибок: как игнорирования истории и ее уроков, так и нежелания оставить прошлое в прошлом.
Итак, если признать, что это очень зыбкая почва – воспоминания автора о книге, тема которой – память, – то что же из этого следует спустя столько лет после написания книги?
Что ж, в первую очередь нужно быть очень осторожным.
Сомневаюсь, что я написал еще хоть один роман, для которого предприму попытку реконструкции первых ростков книги. Но так получилось, что в основе «Тиганы» лежат несколько нетривиальных и очень сильных элементов, и некоторые из них я могу (по крайней мере, я убедил себя, что могу) воссоздать.
Где-то в конце восьмидесятых перед моим внутренним взором начал вставать охотничий домик в лесу, в декорациях Средневековья или Возрождения. На подоконнике сидел какой-то неожиданный (с точки зрения тех, кто находился внутри) гость. В те ранние дни я не имел ни малейшего понятия, кто это был и что происходило дальше, но знал, что из событий, которые будут происходить в этом домике и вокруг него, родится книга.
Есть такая фотография – кажется, впервые я увидел ее в журнале
На самом деле фотографий две. Первая показывает нам нескольких членов Коммунистической партии, сидящих в комнате, одетых в безликие костюмы и имеющих подобающий случаю мрачный вид. Вторая фотография такая же, как первая. Почти. Один из партийных работников исчез, а на его месте появилось, насколько мне помнится, крупное растение. Пропавший человек – участник сокрушенного протестного движения – не просто мертв, а стерт из памяти. По нынешним временам, когда возможности редактирования изображений и звука столь велики, это банальный технический процесс, но тогда эти две фотографии произвели на меня очень сильное впечатление: не просто убит, а сделан никогда не существовавшим.