– Меня, сами видите, отлично носит. И просит добавки. Я же мелочь пузатая. Только выделываюсь, как большой.

– Мелочь пузатая, – восхищённо повторил Эдо. – Вы – пузатая мелочь! Ладно, учту, хорошо.

– Ну, я правда пока не тех масштабов событие, чтобы целой реальности от меня дурно сделалось. Вы докурили? Идём.

Эдо не стал расспрашивать, куда и зачем. Хотел бы, сказал бы, нет – да и ладно, чёрт с ним. Ясно же, что есть приглашения, от которых в здравом уме не отказываются, и это одно из них.

– Об одном жалею, – сказал он, с усилием отлепив себя от стены. – Что у меня не назначена встреча с кем-то, кто в теме. Кому можно было бы написать: «Извини, ничего не получится, за мной Энди Уорхол пришёл».

Энди Уорхол потащил его на трамвайную остановку, сели в первый приехавший, им оказался восьмой. Стояли на задней площадке, уткнувшись носами в стекло, смотрели, как стремительно сгущаются ранние зимние сумерки и загораются окна в домах.

Иоганн-Георг вдруг сказал:

– Как я много лет был зол на вашу распрекрасную Эту Сторону, не представляете. Хорошо, что я пока действительно мелкая штучка, и от моей злости вреда ей не больше, чем от моей любви.

– Злились на Эту Сторону? – удивился Эдо. – Был уверен, она вполне в вашем вкусе. Хорошо же живём.

– Ещё бы! Мало что в мире до такой степени в моём вкусе. Но я долго считал Эту Сторону практически своим личным врагом.

– Чем она вам не угодила?

– Тем, что наши люди здесь превращаются в незваные тени и исчезают, словно их никогда не было, ни воспоминаний о них не остаётся, ни хоть каких-то следов. Это какой же надо быть гадиной, чтобы губить самых лучших, тех, кто оказался способен сделать шаг в неизвестность и попасть на изнанку реальности – так я тогда рассуждал. Сердился ужасно, пока до меня не дошло, что это она не нарочно. Как и наша реальность не нарочно отнимает память у вас. Нет никакого злодейского намерения, просто – ну, мир так устроен. Весь, целиком. Зачем-то ему это надо; мне уже даже примерно понятно, зачем. Если смотреть объективно, со стороны, это очень красиво. Ну, как драма Шекспира, где все герои, бедняжечки, умерли, а зрителю было интересно и хорошо. В том числе, потому, что зритель знает, что пьеса – просто игра, после спектакля актёры смывают фальшивую кровь, пьют вино, обнимают подружек и расходятся по домам. Есть жизнь после пьесы! И для наших исчезнувших – тоже. Растаять незваной тенью – просто способ попасть куда-то ещё. В такие края, куда иначе, пожалуй, не доберёшься. А растаяв от изменения свойств материи – легко.