Светлый фон

Помахав рукой, он крикнул гребцам:

– Ну что новенького? У нас утренняя связь пропущена, не слышали ничего.

– Да вроде бы все тихо. Капитан вообще ничего не рассказывал, значит, новостей нет.

Ладно, до обеденной связи еще часа два – удачно пришли. Там, наверное, Добрыня все же появится, и уже на нормальной рации можно будет решать вопрос с отрядом Макса, да и вообще, о дальнейших перспективах этой экспедиции.

«Варяг» располагался между двух островков. Корабль, уткнувшись носом в песчаную мель, чуток перекосился на корму. Ритмичное всхлипывание ручной помпы красноречиво свидетельствовало, что в трюме наблюдаются проблемы.

Олег не стал джентльменски помогать переправлять на палубу женщин – первым покинул шлюпку, подскочил к капитану:

– Платов, ты зачем корабль на мель загнал?

– Не мель это, а так… ерунда, лебедка одним рывком сдернет. Зато у нас теперь легкий дифферент на корму, и вода не плещется по всему трюму. Оттуда без проблем откачиваем.

– Что, так много воды?

– Сейчас нет, но если пойдем на моторе, от вибрации хлынет потоком – только успевай качать. Станину повело, центровки нет, да и сальники успело пожевать. Мы кое-как подлатали, но это же не шутка – нужно снимать дизель и вытаскивать вал из шахты. Потом станину перекреплять и заново центровать. Это неделя авральной работы, если у поселка все делать.

– Да-а-а… дела. Значит, тихим ходом можно двигать, да и то, если аккуратно.

– А если вал заклинит, вообще за весла придется браться – по старинке. Весла, кстати, на этой галере есть.

– А кнуты для гребцов? – уточнил Олег.

– Найдем, – подмигнул Платов.

– Ты распорядись насчет хорошего обеда – вон Рита со своей голодной командой готова доски грызть.

– Давно распорядился, как только увидел ваш сигнальный дым на берегу.

* * *

Мэр островитян прожил интересную жизнь. Даже на Земле у него бывали достойные приключения, а уж здесь вообще столько хлебнул всякого, что хоть мемуары пиши. Но некоторые эпизоды описывать в мемуарах было бы затруднительно, иначе бы это выглядело как жизнеописание барона Мюнхгаузена.

Вот и сейчас он переживал именно такой эпизод – с кучей гротескных элементов и неправдоподобным антуражем. Жертва бунтовщиков, восседающая на пьедестале из взрывчатки – слишком сильный ход для правдоподобной мемуаристики. Придется в мемуарах об этом умалчивать.

Как и о вредных привычках своих соратников.