Он снова попытался включить монитор, потом сыграл несколько кодовых риффов на клавиатуре. Никакой реакции, конечно же, не было – бессмысленно что-то вводить в мертвую пьютерию – но Пеллонхорк сосредоточился, набрал коды снова, и внезапно монитор засветился, а голос его проворковал:
– Идет подключение.
– Ха, – сказал Пеллонхорк.
В том, что пьютер вообще работал, не было никакой логики, но еще меньше ее было в том, что Пеллонхорк смог его включить. Там не стояло какой-то серьезной защиты, что было непохоже на моего отца, а Пеллонхорк знал код, и это было попросту безумием.
– Что ты делаешь? – только и смог сказать я.
Он откинулся на стул.
– Проверяю, как дела у папы.
До этого Пеллонхорк никогда не упоминал о своем отце, а с тех пор, как он избил задавшего неосторожный вопрос мальчишку, и другие эту тему не поднимали. Я не знал, что сказать, поэтому не сказал ничего. Как большинство ребят, я пришел к мысли, что его отец мертв. Но теперь начал гадать, какой он. Как он выглядит? Сколько ему лет?
Я едва не спросил об этом, но сдержался. Я боялся, что нашей хрупкой дружбе настанет конец. Возможно, он развернулся бы и ударил меня. С Пеллонхорком такое всегда было возможно.
На мониторе было помещение, серая безликая стена, и больше ничего.
– Его тут нет, – сказал разочарованно Пеллонхорк. – Давай попробуем кое-что еще.
Он снова что-то набрал, и изображение сменилось на закрытые рисованные ворота, черные и высокие.
– Нельзя этого делать, – сказал я.
Над воротами повисли серебристые слова:
Пожалуйста, зарегистрируйтесь для входа в Песнь. Вы идентифицированы как житель Геенны. Для продолжения, пожалуйста, введите персональный регистрационный код.
Пожалуйста, зарегистрируйтесь для входа в Песнь. Вы идентифицированы как житель Геенны. Для продолжения, пожалуйста, введите персональный регистрационный код.
Пеллонхорк что-то набрал, слишком быстро, чтобы я мог уследить.
Пожалуйста, подтвердите регистрацию своим обычным голосом.
Пожалуйста, подтвердите регистрацию своим обычным голосом.