В моей голове еще вертелись вопросы, но сил их задать мне не хватало. Слишком много всего навалилось, и я пока не понимал, что на самом деле чувствую. Тогда Элли сама ответила на них.

«Я разделяю себя и твою душу, потому что пусть мы ранее и были одним целым, я все же стала чем-то другим, еще тогда, шесть лет назад. Потом, когда Элхор тебя нашел, он хотел сделать из тебя марионетку, выманивал твою душу, но я не сдавалась, держала крепкой хваткой. Тогда он влил в меня колоссальное количество маны. С того момента я смогла говорить, осознала себя полностью и поняла, что могу намного больше, чем просто управление жизненными и эмоциональными процессами. Душелов сделал тело таким образом, что оно может очень быстро и эффективно развиваться, запоминать и совершенствоваться, но ты просто не знал, каким образом это делать. Поэтому я упорядочила все процессы, создала на основе твоих воспоминаний игровой интерфейс и назвалась системой».

Я просто не мог поверить, все перевернулось с ног на голову. Если раньше я и переваривал полученную информацию, то сейчас в голове было пусто.

— А как же древо умений, квесты, откуда это все?

«Все из твоей памяти, все ты когда-то видел, но забыл, или не придал значения. Ты способен стать самым могущественным человеком не только в этом мире, во всех мирах. Но придется много работать».

Что-то щелкнуло в моей голове. Злость, нет, настоящая ярость захлестнула меня, после мгновенного осознания. Я вскочил с гамака и ударил по дереву оставив глубокий отпечаток.

— Могущественным? О чем ты? Меня поглотит Душелов, сделает своей марионеткой. А ты! Да кто просил вообще меня воскрешать?! Я бы лучше умер от этой фуры, там, в том мире, и пусть бы меня сожрал этот Бог, какая разница? Ты эгоистка! Решила, что мне рано помирать, перетащила в этот мир, ради чего? Ради своих эмоций? О чем ты вообще думала? Мне не нужно это все! Я никакой не герой, чтобы спасать кого-то, и никакой не могущественный воин, чтобы противостоять Душелову.

Я бессильно упал на траву, и вгляделся в безмятежное ночное небо. Элли плакала, нет, рыдала. В мыслях я кричал: «Прекрати этот цирк, ты не можешь плакать, тебя не существует!», а она плакала еще громче, просила прощения. Она испытывала эмоции, настоящие, она не могла плакать физически, но ментально еще как могла, и слезы ее были горче, чем кого-либо другого из ныне живущих. Но осознал я это слишком поздно, ибо то, что произошло потом до сих пор повергает меня в глубочайший шок.

Я не успел извиниться перед Элли, не успел поблагодарить ее. Вспылил, глупо полагая, что мне это не нужно, а она хотела сделать все, что было в ее силах для любимого человека. При этом она осознавала, что это любовь не ее, пусть и настоящая.