Тянулись года, а за ними столетия, но Душелова так и не удалось поймать.

В рядах Альбедо было не так много человек, но зачастую они работали раздельно. Байчжу не считала их кем-то близким. Но она впервые общалась с людьми, это был для нее своеобразный прогресс. С ней считались ее товарищи, признавали ее силу, что тоже было в новинку.

Настоящие же чувства она познала, когда в ряды Альбедо вступила она. Та, кого назвали Безымянной. Байчжу не обращала на нее особого внимания, пока та, буквально, не потребовала тренировок. Девушка абсолютно не умела сражаться, но невероятно быстро училась. Упорство, вера в свои силы и… полная безэмоциональность.

Что-то в ней было. Что-то, что заставляло Бай невольно восхищаться и сопереживать этому человеку. Она наконец чувствовала что-то, и это было очень важно.

Но теперь Безымянная, или, как Байчжу узнала от Отто, Талия — пропала. И сомнений не было, виноват Фауст. Их мнимая семья разрушилась, а теперь капитан совсем съехал с катушек и задумал уничтожить все живое.

С какой стати?

Бай стремительно приближалась к месту, где схлестнулись Фауст и Душелов.

Они выглядели как братья-близнецы, которые основательно рассорились и теперь выясняют отношения в кровопролитной битве.

— Эй, капитан, какого черта ты делаешь, объясни?

Она заорала так громко, чтобы даже сквозь гул сражения Фауст ее услышал, однако тот проигнорировал вопрос.

Фауст и Душелов обменивались выпадами. Копье носилось так, словно у него был привод с ускорением. Душелов же ловко отбивал каждый удар, но момента для перехода в наступление подгадать не мог. В очередной раз скрестив оружие в ударе они отскочили друг от друга тяжело дыша.

— Объясни мне, как ты превратился в это, Ультима? Что стало с твоей жаждой созидания?

— Ты бросил меня умирать на задворках вселенной, думаешь ты сможешь понять, что творится в моей голове?

— Я лишь хотел восстановить изначальный мир, а после вернуться к тебе. Объяснить, почему мы не должны создавать нечто похожее на нас, чем может обернуться обладание обоими силами.

— Ты! — он ткнул пальцем в Бай, которая пока не знала, стоит ли ей вмешиваться. — Годами ты разрушала. Отнимала чужие жизни. Что ты чувствовала?

— Ничего. Тогда я просто делала свою работу. — Байчжу внимательно смотрела на Фауста, которого переполняла злость.

— Вот так тысячи, нет, миллионы делают свою работу, снова и снова разрушая чьи-то жизни. Ты хочешь знать, что со мной случилось братец? Я расскажу. Все что ты можешь делать, лежа без сил в месте, где нет ни времени, ни пространства — это думать и наблюдать. Я видел, как возрождались и гибли цивилизации, я видел все, что мы с тобой по ошибке создали. Люди с таким рвением возводили вокруг себя города, строили империи, чтобы потом… разрушить их. — Фауст-Ультима залился истерическим смехом. — Каждый человек был недоволен своей жизнью, а посему пытался насолить тем, кто этой жизнью доволен. Бессчётное количество времени в прошлом и будущем я наблюдал, как люди рушат все то, что они создали. Я чувствовал все то, что чувствовали они. Ведь все люди были рождены с частичкой моей души. Я представлял их коллективное бессознательное. На тот момент моя личность была попросту стерта. Во мне горели ненависть и ярость. Жажда разрушения и уничтожения. Она поглотила меня. Вскоре я вспомнил, кто я есть, но ярость не отступила, она плотно укоренилась в моем сознании, как и мысли миллиардов людей, что жили, живут или будут рождены спустя сотни лет.