– Крутится-вертится шар голубой, – немузыкально, зато космографически верно намурлыкивал Максим, переводя взгляд со следов на зависший в черном зените шар родной планеты. – Крутится-вертится над головой…

Мау молчал. Должно быть, слушал.

– Крутится-вертится, хочет упасть, кавалер барышню хочет украсть.

Предпоследняя строчка нагло врала, на что серпентиец немедленно обратил внимание.

– Да знаю я, – лениво отвечал Максим. – С чего бы Земле падать на Луну? Очень ей надо. А что Земля на Луну, а не Луна на Землю, так в мире все относительно. И вообще в оригинале песни не шар, а шарф. Одна буква впоследствии редуцировалась.

– Зачем?

– Ты меня спрашиваешь? Спроси чего полегче.

– А что значит «кавалер барышню хочет украсть»? Разве человек крадет человека?

– Редко, но бывает. Мечтать вообще-то не вредно. И потом, тут речь идет только о барышне.

– Разве барышня не человек?

– Да как тебе сказать… – Максим вспомнил жен. – По-всякому бывает. Иногда такой человек, что человечнее некуда. А иной раз глядишь, слушаешь и дивишься: что за неизвестный биологический вид? Вроде тебя, даже хуже.

– Разве я плох?

– Нет, но будешь плох, если перестанешь смотреть под ноги. Убери-ка лучше вон ту каменюку справа, не нравится мне она…

– Рыхлая, – немедленно определил Мау. – Шнек с нею справится, жернова тоже. Убирать незачем.

– Все-то ты знаешь… Ну вот скажи: откуда тебе известно, что она рыхлая? Ты к ней прикасался?

– Я прикасался к тысячам подобных. Опыт тоже кое-чего стоит.

Иногда Максим не мог отказать серпентийцу в здравом смысле, и тем чаще, чем дольше Мау жил среди людей. Инопланетный гость давно очеловечился бы, не мешай тому совершенно нечеловеческие таланты.

– Кто-то летит сюда, – сообщил вдруг Мау. – Мне замаскироваться?

– Валяй.

– Под валун?