— Из-за таймеров?

— Да, сэр! Тут — та же картина, что и в Эйшере[7]: возврат к нормальному функционированию прописан через двенадцать часов тридцать четыре минуты и пятьдесят шесть секунд…

— М-да… Как скоро планируете найти подпись?

Капитан Мергель вытаращил глаза:

— Понятия не имею, сэр. Мы же только начали! Она может быть где угодно: в служебных и графических файлах, в ссылках на сайты Галанета и даже… — эксперт покосился на тело за силовой перегородкой, — даже там, на полу. Впрочем, нет, на полу — не может: Моисей не повторяется.

Климов вспомнил блок Гамма-шесть в Эйшере, окровавленное тело бывшего заместителя министра Экономики и Развития КПС Вилли Розенфельда, «прощальную» фразу, нацарапанную его рукой, и тяжело вздохнул: эксперт был прав. Моисей повторяться не любил. Если, конечно, не считать повторением те три слова, которые он всегда оставлял на месте преступления.

Это убийство почти ничем не выделялось в череде себе подобных — как прошлые одиннадцать раз, на месте преступления[8] не удалось обнаружить ни одного следа, хотя бы косвенно указывающего на личность исполнителя. Работа с системой безопасности Алькирата велась через цепочку прокси-серверов и с использованием кодов доступа высших чинов Министерства Юстиции. Стилистика взлома не позволяла отнести Моисея ни к выпускникам профильных вузов, ни к одной из известных группировок хакеров. Правда, последнее косвенно свидетельствовало о том, что за его плечами была Школа — т. е. военные училища спецслужб. Но доказать это, естественно, было невозможно.

Единственное, что читалось со всей определенностью, — это мотив: циклическая программка, загруженная в «Облик», демонстрировала следственной бригаде всего три картинки. Сад Рёандзи, копия которого стояла в одной из общеобразовательных школ Ниппона[9], кусочек парка Детской Мечты из пригорода Вайттауна[10] и Лесная Аллея с мемориального кладбища Арлина с голограммами тех, кто отдал жизнь, защищая систему от Циклопов.

Кстати, подпись Моисея — фраза «Око за око» — обнаружилась на третьей: ажурная вязь микроскопических символов оказалась вписана в дорожку от слез на лице убитой горем женщины, стоящей перед портретом своего сына. А на первой — в саду Рёандзи — нашелся еще один намек: четыре кандзи[11], которые АЛБ комма перевел как «то, что каждый имеет, является всем, в чем он нуждается…».

Толковать эту фразу можно было по-разному. Но Климову пришелся по душе только один вариант. Тот, который предложил капитан Мергель, оказавшийся знатоком пословиц Старой Земли: