Звук, подобный тому, что издают газы, вырвавшиеся из раздувшегося трупа животного, донесся из клетки де Салля, отчасти вернув Клингхаймера к реальности, и в этот краткий безумный миг видение головы Сары Райт выросло в дюйме от его лица. Она держалась на ножке гриба, кривящийся рот был полуоткрыт, оживающие глаза смотрели прямо в его зрачки, и в них было неистовое омерзение. Она моргнула, и разум Клингхаймера инстинктивно дернулся, словно рыба на крючке. Изображение стало отплывать, отступая к дальнему морю и становясь все меньше, пока совсем не погрузилось во тьму, будто зеленоватая луна.

Клингхаймер заставил себя снова сосредоточиться на парении в мире духов, хотя ему мешала мысль, что Сара Райт и сейчас смотрит в него. Конечно, это было возможно — он подозревал, что ее сознание проявило себя тогда у Пиви, — но такие вещи были маловероятны, учитывая толщу камня, разделявшую их. Скорее всего, это был мерзкий трюк воображения, ошибочное ментальное фото — и ничего более. Блуждающий разум — это ослабленный разум, предупредил Клингхаймер себя и мало-помалу поплыл вглубь.

Разум Клары ожидал его там, удивительно спокойный и сосредоточенный. Он поискал способ войти в него и приветствовал его в собственном разуме, заботясь о том, чтобы открыть свои мечты и желания…

…И мгновенно ощутил, как в его голове нарастает гром, какофония ментального шума, напоминавшего грохот сухих костей по оловянным тарелкам. Вокруг поднялся туман, сквозь который его зрение не могло проникнуть. Задул ветер — ветер, который он скорее видел, чем ощущал, — и в тумане начали открываться своеобразные окна. Гнусные образы всплывали в этих пространствах, будто экспонаты в музейных стеклянных ящиках: убитые дети, освежеванные животные, части человеческих тел, черные от мух. В одном он увидел собственную мать и себя ребенком — мать хрипела, стискивая его запястье и пытаясь подтащить его к пылающему углю, который держала другой рукой в железных щипцах, и на лице ее блуждала безумная улыбка. Образы кружили вокруг Клингхаймера, словно он застрял в центре карусели. Он оставался неподвижен, не смея шевельнуться, чтобы самому во плоти не угодить в тот или другой кошмар.

Непонятная ужасная сила пульсировала в его голове, распирая ее и давя на глаза изнутри, словно другой разум рвался наружу, стремясь за пределы его черепа. Дернувшись вперед, он закричал и замахал руками в дикой попытке убедиться в прочности чего-нибудь подлинного. Тыльная сторона его левой кисти врезалась в известняк, и он ощутил, что стоит на коленях, сердце его колотится, как безумное, а по костяшкам пальцев бежит кровь. Клингхаймер стиснул виски и снова сел, тяжело дыша и пытаясь сглотнуть ком, вставший в горле.