* * *
Я никогда не видел Систему такой опустошённой и истощённой многочисленными несчастьями, выпавшими на её долю. Она как человек, некогда щеголявший улыбкой до ушей и светившийся от счастья, в ком что-то внезапно надломилось, и улыбка превратилась в жуткую гримасу боли, лицо побледнело, а вместо счастья остались только слёзы и холод внутри. Центр города всегда манил меня своими яркими красками, весёлой и беззаботной жизнью, лицемерно оттеняющей юдоль скорби на другом конце широкого шоссе. Нет, я никогда не стремился быть в центре всей этой безудержной радости, не особо хотел вливаться в хоровод красивой жизни, предназначенный для тех, кому повезло родиться в семьях с высоким достатком, но мне нравилось смотреть сквозь пыльное окно на пляшущие вдали разноцветные огоньки и мечтать. Они побуждали мои мысли стремиться к чему-то более светлому и одухотворённому, чем моя серая жизнь, и за это я любил их. Но теперь всё изменилось. Былые краски потускнели и исчезли навсегда, свет угас, а улицы превратились в длинные ряды пустых бетонных колодцев. Всюду был только мороз, обжигающий лицо и руки, и опустевший город, что наводнили фантомы людских кошмаров. Мы быстро шли вдоль одной из улиц, часто оглядывались и оборачивались на каждый шорох за нашими спинами. Изредка мне казалось, что в потухших проёмах окон я видел какое-то шевеление, мимолётное движение штор или промелькнувшую тень, и это подгоняло меня прибавить шаг и скорее уйти из тени очередного мёртвого дома.
Вместе с Солом мы прошли достаточно много в неизвестном направлении, но явно приближались к башне Стражей. Всю дорогу он рассказывал мне невероятные вещи, странную историю, в которую я никак не мог поверить. Сначала я с недоверием отнёсся к его словам, смотрел на него с некой долей сарказма и пренебрежения, но чем дальше он вёл меня сквозь ряды опустевших улиц, тем более стройной и пугающе правдоподобной казалась его история. К концу рассказа, когда я узнал о неких фантомных стражах, к которым меня причисляют, то окончательно потерялся в перипетиях его теории и перестал понимать, кто я на самом деле. Мой разум бунтовал против всех его слов, пытался найти хоть какой-то изъян, за что можно зацепиться, найти спасительную соломинку, но всё было бесполезно. Меня с невероятной силой и скоростью тащило в глубокую пропасть, откуда я страшился никогда не найти выхода. С другой стороны, его слова с колоссальной уживчивостью вгрызались в мой разум, встраивались как недостающие элементы мозаики, что я так усердно пытался сложить всё последнее время. Если он обманывал меня или хотел воспользоваться моей доверчивостью, как когда-то поступил с ним Унис, то делал это настолько искусно и умело, настолько тонко подбирал слова, что они с лёгкостью находили себе место в моём сознании и меняли его навсегда. Как бы я не противился всему, что слышал, но не мог отрицать всей логики его теории и не мог больше сопротивляться. Я оказался просто раздавлен, уничтожен давлением его мягкого и переливчатого голоса, и всё, что смог вымолвить в конце его слов: