Толпа вампиров ахнула. То есть, ахнули не все, а меньшая часть. В основном гости со стороны невесты. Потому что аристократы отлично знали, кто такая Агата Изгробова и чем она успела прославиться.

– В постели? – завопила теща. – Как это понимать?

– Дура, что ли? – прыснула лолька. – Как еще это можно понять?

Тещины глаза полезли на лоб.

– Ты брешешь, мелкая дрянь! – завопила она, и сквозь ее напускное благородство наружу полезла вся колхозная суть. – Стал бы Василий Андреевич ебать такую, как ты! Кому ты вообще нужна?

Ухмылка на лолькином лице стала заметно шире. А в ее прищуренных, налитых кровью, глазах появился сатанинский блеск.

– Плохо вы знаете своего несостоявшегося зятя, – выплюнула она. – На самом деле Васенька – педофил!

Вампиры дружно ахнули.

– Нет! – замотал головой Кровососкин старший. – Нет! Я в это не поверю. Василий Андреевич великий вампир. Вампир, явивший миру правду о кровавом полнолунии. Разоблачивший заговор темных сил. Он не может быть педофилом. Он герой!

– Мне и самой непросто было поверить в это, – призналась Агата. – Я и мысли не могла допустить, что Васенька одержим преступной тягой к деткам. Да и ничто ведь поначалу не предвещало беды. Васенька был со мной очень нежен. Он попросил называть его братиком. Он обожал наряжать меня в разные красивые платьица и лично натягивал чулочки на сестринские ножки, предварительно облобызав их своим братским языком. А с каким удовольствием он обонял ношенные сестринские трусики – вы бы это видели! Прямо прижимал их к лицу и нюхал, нюхал. Оторваться не мог. Приходилось силой отбирать. Мы даже спали с ним в одном гробике, и все было очень даже целомудренно. Кто бы мог подумать, что все это время братик едва сдерживал свою педофильскую похоть.

В ходе этой исповеди все вампиры жадно слушали откровения Агаты. Все, кроме Васи. Тот стоял с потухшим взглядом и имел предсмертный вид.

– Но затем в братика словно бес вселился! – завопила Агата. – Однажды сижу, мультики смотрю, в куколки играю, никого не трогаю. А он такой подходит и говорит – пойдем, сестренка, я тебя помою! А у самого глаза дикие, по подбородку слюни текут. И штанишки вот в этом месте как-то странно оттопырены.

Агата показала, в каком именно месте. Вампиры ахнули.

– Я немного испугалась, и говорю Васеньке – не надо меня мыть, братик, я и так чистенькая. А он уперся, и все тут. Пойдем, говорит, со мной, я тебя хорошо помою. А я ему – братик, ты счета за воду видел? Давай проявим толику экономии, пока по миру не пошли. Мыться по три раза за ночь это слишком. А он свое гнет – пойдем, сестренка, мыть тебя буду. И руки ко мне тянет. Не успела я опомниться, братик меня как схватит, как давай куда-то тащить. Я ему кричу – братик, ты куда, сумасброд, меня несешь? Ванная в другой стороне. А он сопит, красный весь, взъерошенный. Одной рукой сестренку щупает, другую в штаны запустил и ну там что-то делать. Я у Васеньки спрашиваю – братик, а что ты там, в трико, теребишь? Что там у тебя такое припрятано? Тут он просто с ума сошел. Бросил сестренку в гроб, штаны с себя стащил. Я гляжу, а у братика там что-то непонятное. Вроде на писю похожее, но сильно меньше нормы. Что говорите? Какой длины? Ну, я линейку-то не прикладывала, но если на глаз, то где-то сантиметров четырнадцать с половиной наберется. Что это вы смеетесь? Ничего тут смешного нет. Нет бы, посочувствовать, а они ржут. У братика беда на беде – он и педофил, и пися у него маленькая. А эти зубы скалят. Братик, пойдем уже домой, хватит позориться. Ну их, злодеев этих. Сестренка тебя утешит, успокоит. Кровушки согреет. Даже разрешит себя потрогать, как ты любишь.