— Согласен, Иван Викторович, — сказал профессор. — Поэтому мы, белорусские коммунисты, единственные на постсоветском пространстве, кто целиком поддерживает действующую в стране власть. В прошлом году нашу республику пытались сломать. Но мы выстояли. А те так называемые «невероятные», БЧБ, змагары, покушавшиеся на народную свободу, явили истинное нутро и сгинули, как персонажи «Вия» на рассвете.

— Угу, — подтвердил полковник. — «Невероятных» больше нет. Есть только кучка ворюг, предателей, алкашей и шлюх. И ты правильно сказал, что они покушались на свободу народа. Хотя они, конечно, провозгласили себя носителями этой свободы, а нас, соответственно, ее душителями. На самом деле, используя риторику свободы, змагары хотели сделать так, чтобы у каждого из представителей большинства свободы стало несравнимо меньше, чем сейчас. Только у нас в Беларуси сотруднику силовых структур можно кинуть упрек, что, мол, вы не служите народу. В России если спросишь, ты народу служишь или кому, то многие сразу же ответят — да, служу власти, а народ подавляю, и чего такого?.. Нет, такое возможно только в действительно свободном государстве.

— Отлично сказано, — продолжил Егор Иванович. — Наша Беларусь — страна для тех, кто хочет просто спокойно жить и работать, растить детей, не наживаться за счет других, не пытаться эгоистически возвыситься над остальными. И нет для нормальных людей страны свободнее, чем наша. А в представлении паразитов и мечтающих стать таковыми Беларусь — тюрьма. Потому что власть, подумать только, не ублажает их дегенеративные интересы. Вот те же змагары — на протяжении десятилетий им всё неймется — спят и видят, чтоб наша республика стала таким же концлагерем, как у всех соседей. Там, у них... ну, где вы сейчас хотя бы находитесь... государство яростно подавляет простых граждан, которые даже и не претендуют на власть. В Беларуси же ограничивается свобода только тех, кто покушается на свободу обычных, законопослушных людей. Ограничивается свобода тех, кто планирует в случае прихода к власти согнать миллионы людей в цифровой концлагерь, присвоить им номера, пустить на насильственные медицинские эксперименты, запрещенные Нюрнбергом...

— Змагары называют себя революционерами, но это была никакая не революция, а контрреволюция, мятеж, попытка фашистского переворота, — сказала Алла Михайловна. — Сейчас, как тут верно сказано, противодействие власти направлено только против них. Они действительно жаждут, дорвавшись до власти, ввести гораздо более жесткие запреты, причем затрагивающие не меньшинство, а большинство.