Светлый фон

Гоблин, Каин Боги среди нас

Гоблин, Каин

Гоблин, Каин

Боги среди нас

Боги среди нас

 

* * *

Пролог

Пролог

 

Назойливый невнятный звук вырвал меня из мирного глубокого сна. Он доносился откуда-то издалека, скользя по самой границе сознания. Не открывая глаз, я попытался отмахнуться от этого раздражающего звука, но он не отпускал. Наоборот — креп, набирался силой, становился Зовом. Сложно игнорировать подобное. Его можно было сравнить с тем, как будто кто-то забивал молотком гвоздь прямо в голову.

Я заворчал нечто нелицеприятное, открыл глаза, осмотрелся осоловелым ото сна взглядом. Рагнарек уже начался? Пора просыпаться на последнюю битву?

Но в просторном чертоге было тихо. На широких лавках, по соседству со мной, уронив головы на столы, застыли воины — эйнхерии. Стоявшая перед ними глиняная посуда покрылась толстым слоем пыли. Ею же словно серым ковром был застлан пол. В центре зала высится трон. На нем неподвижно сидел отец, похожий на каменный истукан. Даже во сне он не выпустил из рук копье, которое без промаха поражает любую цель, и пробивает даже самую толстую броню.

На секунду мне показалось что Один мертв и его пальцы окоченевшие застыли на древке. Но это не могло быть правдой. Вся наша судьба была предсказана норнами много веков назад. И отец должен будет погибнуть во время Рагнарёка от зубов волка Фенрира. А не во сне, восседая здесь, в чертоге славных воинов.

Между тем звук, разбудивший меня, повторился. Только сейчас я осознал, что это был не голос рога, который должен был служить началом последней битвы. Какой-то тихий путанный шепот, повторявший время от времени моё имя. Слабый отголосок просьбы из Мидгарда. Причём жрица, которая пыталась призвать меня в свидетели о правосудии, была неопытна в подобных делах.

Я замотал головой, прогоняя остатки мутного сна. На стол полетели комья пыли и паутины.

— Как долго мы спали? Сколько прошло времени? — с трудом ворочая языком, произнес я. Звук голоса больно резанул по ушам.

Попытавшись встать с лавки, я едва не упал. Руки и ноги затекли от долгой неподвижности. Пришлось двигаться медленно как младенцу.

Придерживаясь за стол, я сделал несколько коротких шагов. Ноги подгибались норовили подвести меня. И лишь пройдя так десяток метров, я осторожно опустил ладонь от столешницы и попытался пройтись без опоры. Ноги слушались плохо, но мышечная память быстро возвращалась. И до стены чертога, я мог дойти уже вполне уверенно.

В горле першило. Безумно хотелось пить, но в кубках на столах, не было ни капли влаги. Я закашлялся, подняв клуб пыли, и тут же чихнул. Пыли в воздухе стало еще больше.