Я оттолкнулся от края стола и выехал на кресле в центр комнаты, думая, чем бы занять остаток вечера.

Впрочем, решение пришло само собой в виде звонившего на столе телефона.

— У аппарата!

— Как сам? — раздалось из трубки в качестве приветствия.

— Как сала килограмм. — Я усмехнулся. — Чего хотел среди ночи?

— Только не говори, что ты уже спал, шаромыжник, тунеядец и бездельник, — саркастично ответил товарищ. — Какие планы на остаток ночи?

— До пятницы я абсолютно свободен, Виктор.

— Ну, вот и чудненько. Сейчас заскочу.

В трубке запищали короткие гудки. Я бросил телефон на стол и встал с кресла, пройдясь по комнате. Подошел к окну и, опершись руками на подоконник, выглянув наружу.

Съемная квартира не вызывала восторга своим местоположением. Выбирать особо не приходилось, потому, вручая риелтору кровно заработанные, я не заморачивался видом из окна. А вид, прямо сказать, был гнетущим. Узкий двор с арочными сквозными проемами, в который не заглядывает солнце, радовал только наличием плотно задернутых штор в окнах напротив. Зато здесь никто не интересовался, кто его сосед и чем он живет. В таких вот дворах и рождаются Раскольниковы с ржавыми топорами. Те, кто не нашел свое место в социуме и работу. К слову, ее у меня тоже не было.

Вернее, у меня были способы заработка. Но они были непостоянными и не совсем легальными. Вернее, совсем нелегальными. И дело тут не в деньгах, а в кураже и адреналине, что давала эта работа. Своего рода азарте.

Выбора у меня особо не было, так как питаться святым духом я еще не научился.

Не могу сказать, что мне не повезло с семьей. Мать умерла, когда мне было совсем немного, а отец оказался в местах не столь отдаленных. Но тетка с мужем не отдали меня, сиротинку, в дом для ненужных. Они оформили опеку и на этом решили, что свой долг выполнили. Буквально. Опекун был носителем погон и мотался по стране, куда она его пошлет, а его супруга следовала за ним, исполняя роль доктора и поддержки. Хорошо, кстати, выполняла. Меня таскали за собой по городам и весям, особо не спрашивая, каким образом эти путешествия отображаются на моей психике. Школы менялись от сезона к сезону. Обзаводиться друзьями было бессмысленно, а знакомые лишь раздражали тем, что имели разные имена, которые мне было лень запоминать. От меня требовалось не отсвечивать и не попадаться под ноги. Что я исправно исполнял. До поры до времени.

Когда же я вошел в пору созревания, то расстановка сил несколько изменилась. Отчим решил, что во мне нужно воспитать покорность, а я решил, что ему стоит перестатьтак решать. Вспоминая наше противостояние, я испытывал испанский стыд за взрослого дядю, который примерил на себя личину бога. Он не замечал, что его ловко дурят. Я притворялся послушным мальчиком, а он принимал все за чистую монету.