– Да.
– Там реки текут молоком и медом.
– Да, пожалуй, – согласился Эттил.
– И все смеются и ликуют.
– Я это как сейчас вижу, – сказал Эттил.
– Тот мир лучше нашего.
– Куда лучше, – подтвердил он. – Да, Марс – великая планета.
Старушонка так и вскинулась, чуть не ударила его бубном по лицу.
– Вы что, мистер, насмехаетесь надо мной?
– Да нет же! – Эттил смутился и растерялся. – Я думал, вы это про…
– Уж конечно не про ваш мерзкий Марс! Вот таким, как вы, и суждено вечно кипеть в котле, вы покроетесь язвами, вам уготованы адские муки…
– Да, признаться, Земля – место малоприятное. Вы очень верно ее описываете.
– Опять вы надо мной насмехаетесь, мистер! – разъярилась старушонка.
– Нет, нет, прошу прощения. Это я по невежеству.
– Ладно, – сказала она. – Ты язычник, а язычники все невоспитанные. На, держи бумажку. Приходи завтра вечером по этому адресу – и будешь окрещен и обретешь счастье. Мы громко распеваем, без устали шагаем, и, если хочешь слышать всю нашу медь, все трубы, и флейты, и кларнеты, ты к нам придешь. Придешь?
– Постараюсь, – неуверенно сказал Эттил.
И она зашагала прочь, колотя на ходу в бубен и распевая во все горло: «Счастье мое вечно со мной!»
Ошеломленный Эттил снова взялся за письмо.