– Цзая-се, – сказал Хило, – до конца года ты сосредоточишься на Финальных испытаниях, чтобы заработать свой нефрит на выпускной, и больше не будешь напрашиваться на неприятности. Тебе категорически запрещается ходить на вечеринки, или носить нефрит вне Академии, или путаться с парнями, иначе, да простят меня боги, я разорву их на кусочки, как ты и сказала. Я улажу все с Малями, но, если ты окажется в тюрьме еще раз, не буду тебя вытаскивать, помаринуешься в камере недельку, как обычная преступница.
С недовольной гримаской Цзая плюхнулась в кресло напротив отца.
– Что касается твоей карьеры после выпуска, – продолжил Хило, – мы поговорим об этом все вместе – с тобой, мамой и тетей Шаэ. Не следовало оттягивать этот разговор, тут я виноват, но еще куча времени, так что не волнуйся. Ты многим можешь заняться. Можешь пойти в колледж. Учиться в Эспении, если хочешь. Или пару лет побудешь Пальцем. Ты могла бы пройти практику в любой из компаний Фонарщиков клана.
Цзая выпрямилась:
– Я принесу клятву клану и буду Кулаком, папа. А однажды стану Штырем Равнинных.
– Штырь – это очень опасная должность, – пришлось ответить Хило, хотя он терпеть не мог разочаровывать детей. – Еще никогда в истории Штырем не была женщина.
– До Айт Мады женщины не были и Колоссами, – возразила Цзая. – Или ты хочешь сказать, что враги способны на большее, чем мы? Я же твоя дочь! Неужели ты в меня не веришь?
Цзая чуть не плакала.
– Конечно, я в тебя верю! – рявкнул Хило. – Но Штырь… Недостаточно просто быть хорошим бойцом или Коулом или носить много нефрита. Это…
Он нахмурился – ему трудно было объяснить, почему стремление дочери занять должность, которую когда-то занимал он сам, так его беспокоило. Штырь должен быть лучшим бойцом, умным и расчетливым, вести за собой людей. Даже среди умелых Зеленых костей с большим количеством нефрита лишь немногие подходили на эту роль. Но больше всего он боялся того, что подобные горделивые и рискованные планы приведут к смерти Цзаи еще в юном возрасте, и, как отец, Хило пытался направить ее в сторону менее опасной части клана.
– Тебе всего восемнадцать, – напомнил он. – Нужно обдумать все варианты, а не застревать на единственном.
Цзая вскочила на ноги, ее глаза горели обидой и негодованием.
– Не говори так! Не обращайся со мной как с глупышкой с дурацкими идеями. А я-то думала, что отец поймет меня, как никто другой!
Она побежала к двери.
– Сядь!
От командного тона Хило даже его упрямая дочь съежилась и развернулась. Он указал на стул, и Цзая нехотя подчинилась, села и хмуро уставилась в пол.