Многоликий говорил ровно, уверенно и спокойно, словно уже видел будущее, знал точно, что бы случилось, не вмешайся он в планы мерзавцев.
Может, и знал… Бог как-никак.
— Не устоял бы ты, Андрюша, принял сторону тьмы, так и не добившись милости и справедливости от императорской семьи. И утонула бы Русь-матушка в крови, а за ней и весь мир захлебнулся.
Невольно поежилась, представив такое развитие событий. Обалдеть какие страсти! Тот хаосит, Шварц, кажется, что-то такое мне и рассказывал.
— За тобой люди идут, твои слова жадно ловят, прислушиваются. За это и ненавидел тебя цесаревич, черной завистью тебе завидовал. Случись все иначе, и ты бы уничтожил весь императорский род, никого бы не пожалел. Сам бы на Шарлотте женился, сев на трон, да только…
— Что только? — хмуро спросила я, почувствовав укол ревности.
И здесь эта принцесса…
— Любовь нужна, Машенька. Желание жить и править. Ничего бы этого у твоего Андрея не было. Без матери и сестер, коих бы не стало, он себя помыслить не мог. И жене верным и надежным другом не стал бы, правила бы на Руси Шарлотта, да интересы бы блюла совсем не те, снедаемая ненавистью и разочарованием.
— То есть сейчас она, по-вашему, не разочарована? — не сдержавшись, усмехнулась я.
— Отчего же, хоть Игорь ей ликом по нраву пришелся, умна наша бритская принцесса, ложных надежд не питает. Думает о том, как царствовать в России и держать при этом мужа на коротком поводке. — Многоликий, вдруг став веселым, озорным мальчишкой, разулыбался и хитро нам подмигнул: — А я ей в том помогу. Да и вы ей понравились, оба. Ей нужна будет ваша поддержка и помощь.
Бог немного помолчал, и, снова превратившись в старца с добрыми карими глазами, сказал:
— Она могла стать лютым врагом, а станет надежной подругой и справедливой императрицей, искренне любящей свою семью и свой народ.
Жирный такой намек. Поняла-поняла, с Шарлоттой надо союзничать и дружить.
— Значит, там, у себя на Земле, я бы не нашла женского счастья?
— Замуж бы вышла, — не стал лукавить бог. — Но счастлива… Тут уж извини, милая… Всегда бы пустоту внутри ощущала. Оба маялись бы.
— Вон оно как…
— Я, Андрей-Иоанн Воронцов, добровольно явился в храм для заключения священного союза, — неожиданно проговорил князь.
Я опешила от такого заявления и вопросительно посмотрела на мужа, а он улыбнулся и, встав ко мне лицом, сказал:
— Раз уж мы здесь, в храме, и сам создатель с нами, так почему бы не повторить наши клятвы? Я готов взять в жены Марию…
— Семенову, — все еще пребывая в легком шоке, подсказала я.