– Будьте осторожны. Если планы Дорана отличаются от того, что мы надумали, они могут проследить за вами и напасть. Глядите в оба.

– И ты, как бы…не дай себя убить. – пожал плечами Тиадрам.

Чеистум тихо ухмыльнулся.

Они уходили, оставляя старого Бога наедине с собой. Умиротворяющая тишина заливала дорогу, как ее безжизненно заливал и свет луны. Повсюду в траве и кустах уже стрекотали кузнечики и цикады, сопровождая темные думы Чеистума, частично напоминая ему тишину смерти. Он был взволнован, но не так, как его воины. Пускай его тело уже было мертво, воссозданная в нем его окто жизнь воспроизводила его чувства достаточно реалистично, чтобы в них он сам без проблем угадал страх. Но его взгляд этого страха не выдавал. Он смотрел на город серьезным прищуром, помимо страха в себе еще лучше осознавая свое положение, просто не позволяющее ему давать воли чувствам. «Разве так было раньше?» – думал он про себя, вспоминая 400-летнее прошлое. «Разве я…когда-нибудь боялся битвы?». Металл Завядшей Розы немного дрожал в его руке. Даже он чувствовал, что в мире вокруг него, именно вокруг Эмонсена, происходит что-то неладное. Пускай и именно он, проведя столетия в Лесу Ренбира, этого «чего-то» единственный должен был не замечать.

С хрустом веток под сапогами, создавая немало лишнего шума, диверсионный отряд, во главе со своим сопровождающим, пробирался через лес в пока неизвестном Кайле и Тиадраму направлении, немного плутая и петляя, однажды даже обойдя стороной правую группу готовящихся к осаде воинов по краю занимаемой ими полянки. В распоряжении всего небольшого войска Чеистума было четыре требушета, и это с самого начала не подразумевало серьезного штурма. С другой стороны, Чеистума и самого не раз называли человеком-армией, с которым эквивалентная численность даже опытных Демонов из сотни воинов росла сразу в несколько сотен, тем более способных к возрождению в состоянии, не отличимом от жизни. Конечно, Кайлу и Тиадрама даже сам Бог Смерти был не способен возродить, поскольку не мог пробиться через их Первородное Пламя своим окто. Они, пожалуй, тоже это понимали, и потому не нашли в этом темы для своего успокоения. С каждой секундой пути их волнение росло, пусть и незаметно, но со временем вырастая в немалый ком сомнения от собственного бессилия и страха смерти. Только Гоклон был относительно спокоен, пусть и был еще взволнован. Он был правда из тех, кто не боялся смерти. Но впереди его ждала битва плечом к плечу с другом, с которым и раньше немало сражался, и по чему уже соскучился. Он дрожал лишь в предвкушении.