Я взглянула на Яра, меня встревожило его тяжелое дыхание. Внимательно всмотрелась в его лицо. Темные глаза казались тусклыми, лоб блестел от испарины. Я дотронулась до его щеки и отдернула руку — кожа горячая, сухая. У него жар.
‘А я тебе говорил: брось его! Все ты делаешь по-своему, упрямица’.
— Ой, отстань! Говорил он…
Я скинула с плеч рюкзак и принялась там копаться. Нашлись: большая фляга с водой, пакет с сухими хлебцами и вяленым мясом, тонкое одеяло и плащ. Я встряхнула полотнище из плотной непромокаемой материи и накинула на Яра, прикрывая его обнаженные плечи. Заставила выпить воды. Отрезала кинжалом тряпицу от собственной блузы, намочила и отерла его лицо влажной материей.
— Если бы здесь была нормальная трава, я бы нашла какой-нибудь жаропонижающий корешок… Толку от этого зельеварения здесь… — ворчала я, осматривая хилую растительность на скалах в поисках хоть чего-то лекарственного.
‘Не помогут ему твои травы. Не видишь разве его глаза? Тебе же говорили, он не жилец… Миа у нас, как обычно, самая умная, никого не слушает’.
«Не говори так, прошу! Что не так с его глазами?» — Я с тревогой заглянула в погасшие глаза Яра. Наверное, они темно-зеленые. А вот белки какие-то темные — это странно.
‘Я не специалист по проклятьям. Но он умрет в течение суток’.
Это прозвучало как приговор. Я застонала, уронив голову и сжав виски. Неужели все напрасно? Нет, я не позволю! Нужно двигаться вперед. Возможно, мы в шаге от помощи и вскоре встретим целителя, который снимет проклятье.
— Яр! Вставай, мы идем дальше!
На сей раз необходимость командовать вызвала слезы на глазах. Я смахнула их, обхватила талию Яра. Каменистая тропа убегала вверх, и мы двинулись куда-то в неизвестность.
***
— Яр! Вставай, немедленно! — кричала я, срывая голос. Слова подхватывал и уносил прочь вольный ветер. — Открой глаза, Яр!
Никакой реакции, приказы больше не действовали. Оборотень не шевелился и, похоже, не слышал меня.
И тут на меня навалилось все, что я пережила в плену. Оставив попытки докричаться до друга, я рухнула на колени и зарыдала в голос. Лежа в черной пыли на безлюдной дороге так легко предаваться горю и жалости к себе. К чему самообман: дальше я пойду одна, а труп оборотня достанется диким зверям, потому что у меня не хватит сил похоронить его или хотя бы надежно завалить камнями. Сказать, что я не готова к смерти друга — ничего не сказать. У меня слишком мало любимых и близких людей. Как же мне бросить его тело здесь?
Слава Светлым богиням, хоть Билли перестал ворчать, понимая, что мне и без того плохо.