Нас обсыпали пеплом и обрызгали, отчего шикарное ярко-зеленое платье Мюи с белым поясом и белым стоячим воротником окрасилось грязными разводами. Здесь так принято, именно изгвазданное платье ценится – оно отработало свадебную функцию. Моя льнянаная рубаха под модным кожаным жилетом мало того, что пропотела на спине, тоже получила порцию воды и сажи. Нас слегка поджечь-прожарить не нужно? Чтоб приобщить к стихии огня?

Прыгали через огонь и канаву. Бросали копье. Жених (то есть я) носил новобрачную на руках. Потом мне привели молодого бычка – поднять над головой. Он не тяжелый был, но, сука, брыкался. Лучше бы задний мост от УАЗика… Поднял-таки. Народ заревел от восторга, я получил очередной кубок с ниром, глотнул, что там дальше?

В общем, когда ввалились в спальный шатер, я хотел использовать его только по прямому назначению – спать. Мюи, конечно, тоже была вымотана. Но есть же обычаи! Их нельзя нарушать.

Ткнул ножом себе палец на ноге. На руке нельзя – заметят. Капнул на брачное ложе. Замотал порез подобием портянки. И уснул.

В общем – женился.

* * *

Мама пропала через день после возвращения в Кирах. Вызвали ее, чтоб принять досрочные роды в деревне, куда перевез семью Дюлька. Не вернулась. Я послал хрыма. Тот доложил: от роженицы ушла еще засветло.

За ночь и утро прочесали окрестности – ни следа.

Снял всех с полевых работ. Расширил зону поиска.

Вечером, через сутки после исчезновения, пришел перепуганный отрок и принес записку, выцарапанную на коре дерева. По-русски.

«Включи рацию».

Я даже не сразу ее нашел. Аккумулятор сел до половины, но светодиоды засветились. В эфире – только шорохи.

– Артур! Я на связи.

– Молодец. Если и дальше будешь слушаться, Оксана Ивановна останется в живых.

– Что тебе надо?

– В Россию.

– Переходов больше нет.

– Гоша, не дури. Сделай новый.

– Сделаю. Но это не просто. И не дело одного дня.

– Я не спешу. А вот твоя мама – спешит.